Однажды в Париже
Шрифт:
— Опять снотворное?! Мне нужно немедленно доложить обо всем отцу Жозефу…
— Святой отец еще спит.
— Мне нужно срочно доложить ему…
— А ну, лежите, месье! — Монашек с неожиданной силой прижал Анри к постели. — Или придется вас связать.
Де Голль почувствовал, что ему не хватит сил справиться с ним, и присмирел.
— Который час?
— Еще и семи нет.
— Отец Жозеф уже в канцелярии, позовите его!
Монашек оказался не менее упрямым, чем лейтенант. Он крикнул дремавшему лакею, чтобы тот сбегал за врачом. А потом напомнил снова порывавшемуся встать де Голлю, что в одной рубахе и босиком визитов начальству не наносят.
Наконец в комнату вошел отец Жозеф.
— Ну, если вы в состоянии докладывать, господин де Голль, то объясните, кто, где и почему вас отравил? — сказал он.
— Леди Карлайл, святой отец, — мрачно ответил Анри, заново переживая случившееся.
— Леди Карлайл?!
— Да, она.
— Но почему?
Де Голль ответил не сразу. Ему очень не хотелось вспоминать подробности той ночи, а память только их и подсовывала.
— Святой отец, я могу лишь предполагать…
— Я вас внимательно слушаю, сын мой…
— Я по глупости рассказал этой даме о поручении. О вашем поручении, святой отец.
— Хм… Это серьезная ошибка, господин де Голль.
— Сам знаю, что ошибка… Позвольте мне ее исправить, святой отец!
— И как же вы собираетесь это проделать?
— Для этого я должен немедленно попасть в Лувр!
Капуцин покачал головой, затем с минуту внимательно разглядывал лейтенанта, словно впервые, перебирая четки на поясе.
— До сих пор вы мне казались разумным и здравомыслящим человеком, господин де Голль, — произнес он наконец.
— Я и сам так думал… — повинился Анри. — Но, святой отец, если эта дама решила меня убрать — значит, она хочет воспользоваться теми сведениями, что получила от меня, в каких-то собственных целях! Тогда я должен действовать, пока она считает меня покойником!
— Пока я не вижу в ваших рассуждениях логики, — заметил «серый кардинал».
— Если она узнает, что я жив и рассказал, кто меня отравил, она может исчезнуть, спрятаться. И она обязательно придумает новую интригу! Ей, могу поклясться, тоже нужен заказчик, для которого писал свои гадкие куплеты Бийо. Этого человека она наверняка станет шантажировать…
— А! Теперь понятно. Что ж, разумно. Продолжайте…
— Если миледи опередит меня, одному Богу ведомо, что она может натворить. Нужно быстрее найти этого ненормального аббата. Необходимо вывести его из игры, упрятать в Бастилию и… я должен это сделать сам! И как можно скорее! Ведь Карлайл может подобраться к заказчику только через аббата.
— Успокойтесь, господин де Голль, теперь мне все стало ясно. — Отец Жозеф позволил себе слегка улыбнуться пострадавшему. — Так вот. Прежде всего, нужно распустить слух о вашей смерти. Тогда де Гонди выйдет из Лувра…
— Святой отец, но миледи ведь только того и нужно!
— Сын мой, за его жилищем и за домом леди Карлайл непременно будут следить. Уже следят.
— А если она успела перебраться в другой дом? — не сдавался Анри. — Если аббат прямо из Лувра с перепугу помчится, допустим, в Дампьер?.. Нет, нужно действовать немедленно! Я умоляю: отпустите меня в Лувр, святой отец!
— Да вы и десяти шагов без помощи не пройдете, — с сомнением оглядел его капуцин. — Отдохните хотя бы до завтра?..
— Я пройду столько, сколько понадобится, — жестко заявил де Голль, поднимаясь. — А завтра уже может быть поздно!
— Бретонская половина вашей крови дает себя знать… Ладно. Лежите, выполняйте все указания врачей и ждите меня, — велел отец Жозеф и быстро вышел.
Глава тринадцатая, в которой лейтенант де Голль услышал демона, потрогал корригана и увидел Купидона
У де Голля было свое понятие, как лечить больных, а у врачей — свое. Анри полагал, что лучше всего восстановит его силы жареный каплун вкупе с бутылкой доброго вина, а врачи прописали ему куриный бульон с сухариками.
Он понял, что из Пале-Кардиналь нужно удирать. Неизвестно, до чего додумается хитроумный отец Жозеф, и не получилось бы так, что время упущено…
Поэтому Анри терпеливо весь день пил бульон и даже добился своей покорностью порции омлета. А потом очень правдоподобно заснул.
Монашек, приставленный к нему, сидел у постели тихо, читал требник, а потом, убежденный, что страдалец еще не скоро проснется, вышел. Того-то де Голль и ждал.
Его все еще пошатывало, но он выбрался из комнаты и, отлично зная дворец, пробрался поближе к гардеробной его преосвященства.
Кардинал любил пощеголять, и Анри сперва рассчитывал поживиться его нарядным костюмом и богато отделанным плащом, а также сапогами. Но оказалось, что изящная обувь аристократа просто не налезает на крупную ногу бретонца. Анри сильно огорчился: нельзя же пробиваться в Лувр одетым в роскошный бирюзовый пурпуэн, штаны с ленточными розетками и босиком. Но тут он заметил в углу несколько монашеских ряс и капуцинские сандалии. Выбирать не приходилось. Лейтенант, не забыв мысленно повиниться за воровство, позаимствовал в гардеробной штаны с подштанниками, чистую рубаху, камзол и плотную рясу с капюшоном из верблюжьей шерсти. Погода не располагала к тому, чтобы бегать по Парижу в сандалиях на босу ногу, но Анри надеялся добраться до своего жилища, а там уж одеться достойным образом.
Нахлобучив капюшон, де Голль прихватил еще толстую трость, которой пользовался кардинал, когда у него болели ноги. Трость была весьма кстати. Без нее де Голль рисковал бы упасть посреди улицы, и она же могла послужить оружием.
Из Пале-Кардиналь он выбрался знакомым путем — через недостроенный театр, который уже готовили к премьере «Тюильрийской комедии». Однако, пройдя сотни две шагов, Анри понял, что рискует до дома не дойти. Все-таки он был еще слишком слаб, да и желудок еще не опомнился после отравления и лечения.