Однажды в СССР
Шрифт:
Будучи втянут мощным водоворотом, Ромка неожиданно для себя оказался один на один перед длинным столом, покрытым благородным зелёным сукном. Шукленков в последний момент использовал хоккейный приём, уйдя с траектории движения и пропустив его вперёд. С обеих сторон стола сидели очень разные люди, которых объединяло серьёзное выражение лиц. Во главе же будто возвышалась над всеми монументальная фигура, очень благообразная и значительная – сразу видно, профессор. Это была приёмная комиссия экономического факультета в полном составе, с председателем, а именно деканом факультета, во главе.
Стремительно ворвавшийся ледокол прервал
– Вот, полюбуйтесь, мальчик из Пензы. Золотой медалист и отличный спортсмен. Не принимаем – балла, дескать, не хватило. А я специально поинтересовался – на математике все пять обязательных заданий решил, а шестое, дополнительное, начал, но не успел закончить. И в итоге четвёрка! А глядишь, уже был бы у меня в сборной! А за сочинение четвёрка – видите ли, тему не раскрыл. А ошибок-то и нету! По географии и истории – пятёрки! И что? Обратно в Пензу поедет? А кто выступать будет? Как нам с мехматом бороться, если у них шестьсот человек на курсе, а у нас двести? А на журфаке – одни мастера спорта! Как, я вас спрашиваю?
Оказалось, что старик не так-то прост, как выглядел. Он совсем не тушевался перед благородным собранием. Наоборот, некоторые члены комиссии как будто поникли под его напором.
– И что вы предлагаете, Николай Николаевич? Списки уже утверждены. Регламент мы нарушить не можем, – это сам декан.
– Виктор Никитич, давайте на вечернее возьмём. Годик поучится. Будет за факультет, да что там – за весь МГУ выступать. И если докажет своей учёбой, что достоин, мы его на дневное переведём!
Повисла неловкая пауза. Практически все места на вечернем были уже распределены. О том, что вечернее – это верный трамплин на дневное, знали только посвящённые. Посвящёнными оказывались лишь очень влиятельные люди. Вот за эти-то места и шла сейчас борьба на заседании приёмной комиссии. Николай Николаевич был большой стратег и великолепный тактик. Он знал, когда, где и как нужно появиться. Недаром исключительно его заслугой было то, что сборная экономического факультета, несмотря на его малочисленность, неизменно находилась в призёрах, а нередко и выигрывала спартакиаду МГУ, что, в свою очередь, серьёзно повышало статус факультета во внутриуниверситетской жизни.
Дело в том, что МГУ, как и любой большой организм, совершенно по-разному воспринимается со стороны и изнутри. Извне кажется, что это холодный и бездушный храм науки, призванный ковать научные кадры и обеспечивать ими народное хозяйство великой страны. А на самом деле внутри этого колосса кипят очень живые и интересные процессы. Учёба – главный, но не единственный аспект жизни большого коллектива. Клетками этого организма являются студенты и преподаватели. Но преподаватели – тоже бывшие студенты. И все они вступают между собой во всевозможные отношения – официальные и не только. Так, добрая половина членов приёмной комиссии когда-то сдавали Шукленкову зачёты. Николай Николаевич уже четверть века занимался укреплением
А вот сам декан – профессор и заслуженный деятель науки РСФСР. Его перу принадлежат более двадцати книг, а его студенты стоят у руля советской экономики. Он прошёл всю войну, начиная с финской. Ордена с медалями надевает только на Девятое мая – тяжесть ужасная, весь костюм оттянули. Но он и сейчас верит, что не выжил бы тогда, в сороковом, не перенёс бы дикий мороз и белый ужас под скупым, но выверенным огнём финских кукушек, не донёс бы то, спасшее жизни многих однополчан, донесение, если бы не был чемпионом Ленинграда по лыжным гонкам. Ему очень импонирует этот смышлёный провинциальный мальчик с чистыми глазами, и он класть хотел с прибором на подготовленную секретарём выкладку с распределением мест исходя из неофициальных пожеланий высокопоставленных чиновников. У Николая Николаевича, который всю войну прошёл в пехоте и выжил, несмотря на свой высокий рост, совести больше, чем у тех чинуш, вместе взятых.
– А какой вид спорта? – пророкотал его тяжёлый бас, теперь уже обращаясь к мальчишке.
– Плавание и бокс.
– Что-то не похож ты на боксёра. Больно худенький да бледненький, – лукаво подначил декан.
Ромка растерялся и неожиданно для самого себя брякнул:
– Вот у меня нос два раза сломан, – указывая на кривой шнобель. Ему даже в голову не пришло достать лежащую в папке кандидатскую книжку.
– А-ха-ха-ха! – развеселился профессор. – За одного битого двух небитых дают.
Вслед за шефом заулыбались и члены комиссии.
– Ну, что думаете, Эльвира Георгиевна? – отсмеявшись и посерьёзнев, обратился декан к самой старшей и, видимо, самой авторитетной здесь после него женщине-профессору.
Она, величественная аристократка, похожая на Фаину Раневскую, всё это время внимательно смотрела на Романа, не улыбаясь, даже когда другие смеялись, но и без недовольства, как, например, сидящая сбоку от декана секретарь приёмной комиссии. По тому, как напрягся Шукленков, Ромка понял, что именно сейчас решается его участь.
– Ну что ж, Виктор Никитич, я думаю, нужно дать мальчику шанс. Очень не хотелось бы сломать обещающую судьбу на взлёте. Бокс и золотая медаль – довольно редкое сочетание. Не находите? – словно обращаясь ко всем в комнате, закончила она.
Тут взвилась до того молчавшая секретарь, в чьи функции входили чисто процедурные вопросы:
– Никак не можем! У него же московской прописки нет! И, Виктор Никитич… – она, привстав, наклонилась к уху шефа и что-то горячо зашептала.
Не дослушав, тот рявкнул: