Однажды, вдруг, когда-нибудь…
Шрифт:
И ведь прав, наверно…
А Пащенко развивал тему дальше:
— Во-первых, надо об этих гавриках Насте сказать. Она их наверняка знает, пусть имеет в виду, раз уж развела себе таких кавалеров. И цена тебе у неё побольше будет: не убоялся трудностей ради дамы… Ты говоришь, она на Кутузовке обитает? И Алик там же… — Это его коллега по прыжкам, друг-соперник. Всё норовит познакомить, да как-то не получается. — У него приятелей — весь проспект.
— Зачем мне его приятели?
— На всякий случай. Соберём компаху и пуганем этих гадов —
Это был выход. Пугануть. Сила на силу. Закон Ньютона: на всякое действие существует противодействие, да простит учитель физики столь вольное толкование физической классики. Показать «этим гадам», как выразился Валера, ньютоновскую правоту.
А самому в сторонке постоять? Двое дерутся — третий не мешай, старое дворовое правило? Этаким полководцем на горушке…
— Спасибо, Валерка, научил уму-разуму. Как вариант — застолбим. На будущее. А пока поглядим за развитием событий.
— Сам пойдёшь?
— Угадал.
— А отлупят?…
— Ну уж, обязательно отлупят…
— А что? Запросто. Может, всё-таки я с тобой?
— Спасибо, Валер, перебьюсь сегодня.
— Ну, перебейся… — Засмеялся: иносказательное буквально прозвучало. — Позвони вечерком.
…Как в воду с обрыва: схватил трубку, набрал Настин номер. И все дурацкие опасения показались мелкими и придуманными, когда услыхал чуть капризное:
— Наконец-то! Я уж и ждать устала…
— Настенька, я хочу тебя видеть! — Сам не заметил, что на «ты» её назвал. — В «Россию» сходим, в кафе посидим…
— Я буду у Пушкина через час.
Задуманная программа начата по плану. Чем-то закончится?…
Пока смотрели фильм, а потом сидели в «Московском», Игорь всё время пытался сравнивать Настю с Лидой. Не потому, что Лида ему понравилась — ничего подобного, такого даже в мыслях не объявилось, — просто он проверял то секундное впечатление, которое возникло у него, когда Лида впервые вошла в комнату. Тогда он подумал, что она удивительно похожа на Настю. Потом разуверился в этом. Сейчас, сидя за столиком кафе, в упор уставился на Настю, как голопузый вестник Пеликана — на него самого, на Игоря.
Настя даже спросила, на миг оторвавшись от мороженого:
— Что ты во мне углядел?
Чуть было не ляпнул машинально: ничего не углядел. Но сообразил вовремя, что буквальный смысл прозвучит обидно. Ругнул себя за невнимательность, сказал грубовато:
— Будто сама не знаешь…
— Честно — не знаю.
Язык стал тяжёлым, неповоротливым. От мороженого, что ли? Своего рода анестезия…
— Красивая ты очень…
— Вот и соврал! — почему-то обрадовалась Настя. — Я себя знаю и не обольщаюсь на свой счёт.
А может, она хотела, чтобы её разубеждали?
— Нет, красивая, очень красивая! — упрямо настаивал Игорь. — Не верь зеркалу.
Двусмысленное вышло предложение. Значит, лучше зеркалу не верить, но можно и поверить: что-то такое оно отражает. Настя, к счастью, двусмысленности не заметила или не захотела заметить.
— Конечно, тебе верить приятнее…
И всё же есть у неё что-то общее с Лидой. Даже не «что-то» — многое. Глаза, их выражение, особенно когда она улыбается, и сама улыбка, и ямочки на щеках. И волосы — обе блондинки… Но разве оно удивительно — это сходство? Ведь он увидел Лиду такой, какой хотел. А хотел увидеть похожей на Настю, об иной девушке не помышлял. И то, что Лида потом оказалась другой, так это естественно. Настя — здесь, Лида — там. Лида — человек из чужой памяти, хотя и пропущенной через мироощущение Игоря, через его фантазию.
Да и вообще: разве было бы что-нибудь там в пресловутой чужой памяти, если бы на Игорева фантазия?…
Странное дело, ему впервые за всё время путешествий в прошлое хотелось рассказать о нём. Ну, просто распирало. Одно останавливало: не поверит Настя. Да и кто поверит в фантасмагорию, в чудо, в антинаучную фантастику? И то ли не мог он больше держать в себе всё это, то ли Настя слишком располагала к откровенности, тем более — к давно желаемой, но решил попробовать, почву прощупать. Не впрямую, конечно, не в лоб, не всю правду чохом. Потихонечку, полегонечку. Иносказательно. Просто — о прошлом. Издалека.
— Ты куда после школы?
— На филфак, наверно. А ты?
— Соседями будем. На исторический.
— Давно решил?
— Пожалуй, давно. С детства книги по русской истории любил. Раньше Смутным временем интересовался, помнишь, было такое после смерти Ивана Грозного, а теперь в недальнее прошлое путешествую.
Слово сказано!
— Куда именно?
— В гражданскую, в восемнадцатый год.
— Почему именно в восемнадцатый?
— Понимаешь, какая штука. Дед у меня, он в девятьсот первом родился, в конце лета восемнадцатого года шёл пешком из Ростова-на-Дону в Москву…
— Зачем?
— Застрял он в Ростове. Его родители отправили парня к родственникам — сестра прабабки там, кажется, жила, семья её, — а тут революция, война началась. Ну, он и сбежал от родственников…
— Как сбежал?
— Как сбегают? Ногами. Ночью, когда все спали, налегке. И пошёл по Руси-матушке. Тыща километров как отдай.
Ужаснулась:
— Война ведь!
— Верно. Рискованно было идти. Могли и шлёпнуть. Но повезло. Дошёл целым и невредимым.
— Ой, как интересно! Красные, белые… А он-то сам как настроен был?
Игорь усмехнулся: что сказать про деда? Видимо, правду.
— Никак, наверно. Мальчишка, плохо ориентировался в политике. Но когда дошёл, стал красным, это наверняка.
Про деда — всё правильно, иным он и не мог быть: дитя своего времени, только своего, а в то время семнадцатилетний парень из среднебуржуазной семьи нечасто имел какие-то устоявшиеся политические взгляды. Но дед дедом, а речь-то о нём, об Игоре… Ладно, начал не о себе, так и продолжу не о себе. Пока. Дальше видно будет.