Однажды я стану снегом
Шрифт:
– Подожди. Не уходи. Обещаю, что не буду докучать тебе. Исполни последнюю волю умирающей. Отправляйся в Храм забытых предков. Вычисти тот алтарь, который возвели твои прапрадеды. Почувствуй себя частью рода. Вернись к истокам. Вот увидишь, всё изменится.
– Я не пойду в Храм! – выбегая из комнаты, ответила Тисия, но в спину шибанули холодные слова:
– Только жестокий человек может отказать умирающей!
***
Тисия вошла в храмовый двор. Снег сотворил настоящее чудо: выбелил землю и прикрыл грязные ступени нарядным кружевом. Плавающие в воздухе снежные
– Что-то ты зачастила! – откуда-то сверху крикнула Хикэси-баба.
Тисия подпрыгнула от испуга. Хикэси сидела на ветке разросшийся глицинии – стожок соломы на дереве – и подгибала под себя лапы. Может, сверху теплее, предположила Тисия.
– А ты не так глупа, как мне думалось поначалу, – хмыкнула Хикэси. – Горожане-то сюда не приходят. Верят Нурихёну. Ха! Этот мерзкий божок никогда мне не нравился. И везде пустил свои щупальца, поработил вас. Я видела, как он творил скрижали с орнаментом. Хищник! Вы думаете, что свободны? Ха! Сила в предках. Истина не в корнях Нурихёна, а в корнях рода и в тех первых свободных людях, которые пришли сюда, очарованные обещаниями божка. У Дандзё была надежда ровно до тех пор, пока староста не убил Казуми Акано.
– Вы знали Казуми? – Тисия приблизилась к глицинии.
– Он часто сюда захаживал. Расспрашивал о былых временах. На пороге Храма разбил родовую скрижаль. Ха! Так и было. Я схоронила осколки в зарослях тростника, чтобы он не вернулся за ними. Тяжко ему было в первое время. Ломало, крутило. Что уж тут говорить? Но Казуми стал сильнее, а желание выбраться из этой тюрьмы – крепче. И вот что я тебе скажу. Новая земля…
– Хватит! – резко оборвала Тисия. – Хватит говорить про новую землю. В чужой стране человек подобен щепке, носимой волнами. А тут наш дом.
– То не дом, а тюрьма! – возмутилась Хикэси-баба, но Тисия уже взбиралась по ступеням, оставляя на белом шёлке неряшливые следы.
«Выполнить последнюю волю умирающей… Почистить алтарь… Не обращать внимание на звуки… Двигаться быстро, чтобы не замёрзнуть… Не смотреть в глубь Храма…» – Тисия шагала между рядами алтарей и повторяла про себя одни и те же фразы. Она боялась, что отвлечётся и позволит Холоду прикоснуться к ней; боялась, что обернётся на зов колокольчиков; боялась быть слабой и маленькой.
«Вот семейный алтарь. Такой же, как и другие. Только имена на молитвенных дощечках под фамилией Камадо. Задерживаться тут не нужно. Тряпкой вытереть пыль. Что-то шуршит в сером мраке. Не отвлекаться! Это просто мыши. Какая въевшаяся грязь на пиале! Что за страшный вой на чердаке? Это метель играется. Не отвлекаться!»
Тисия смахнула веничком паутину и только сейчас заметила на вершине алтаря глиняную скульптурку – черепаха, несущая на спине луну. Отец говорил, что черепаха обозначает долгожительство и крепость в старости. Мол, все в роду Камадо живут долго. Как же он ошибался! Если бы отец знал, как скоро болезнь отправит его в страну мёртвых! Тисия положила скульптуру на ладонь
Где-то очень далеко зазвенели колокольчики. Тревожный и хрустальный звук. Тисия заторопилась: поставила скульптуру на место, сложила предметы для уборки в ящик, свернула циновку. Она уже ринулась к выходу, когда услышала за спиной:
– Куда ты так торопишься, сестра?
Тисия почувствовала, как земля уходит из-под ног. Стены и потолок закачались. Так было, когда она впервые попробовала сливовое вино. Всё вокруг показалось ненастоящим. Вот и теперь так! Тисия обернулась и одними губами произнесла: «Химавари».
Перед ней стоял призрак младшей сестры. Худенькая, низкорослая, босая, в юкате с короткими рукавами. Локоны полупрозрачных волос трепыхались в воздухе испуганными мотыльками, а широко распахнутые глаза глядели сурово и осуждающе.
– Химавари, – Тисия сделала шаг и тут же отступила. Не бросаться же в объятия к призраку! – Почему ты пряталась каждый раз, когда я приходила. Мысли всякие…
– Я тебя ненавижу! – перебила Химавари.
– Но… Сестра, чем я провинилась перед тобою? – Тисия ожидала каких угодно слов, но точно не этих. – Не понимаю. Я так скучаю по тебе, по всем вам.
– Тебя не было рядом, когда я умирала. Ты ушла к нему, а ведь я просила остаться. Мне было так страшно. Жутко и одиноко. Лучше бы ты держала меня за руку, – у Химавари задрожали плечики.
Тисия сделала несколько осторожных шагов и опустилась на колени, чтобы глядеть сестре прямо в глаза:
– Ты казалась тогда крепче всех остальных. Я была уверена, что ты выздоровеешь. Казуми ведь тоже болел. Я просто хотела убедиться, что у него всё в порядке.
– Ты подсматривала, заглядывала в его дом, как воришка, – усмехнулась Химавари.
– Я просто любила его и… беспокоилась. Но если бы я знала, что тебе так резко станет плохо, то не отошла бы от твоей постели ни на секунду. Прости меня, сестра.
– Мне было так страшно. Холодно и темно. Если бы ты только держала меня за руку… – Химавари стала постепенно исчезать, рассеиваться, как облако пара на сквозняке.
– Поговори со мной ещё. Пожалуйста… – Тисия ещё немного постояла и направилась к выходу, ощущая тоскливое чувство одиночества. Ей окончательно опротивела эта жизнь. Только орнаменты могут справиться с невыносимой душевной болью. Скорее бы прикоснуться к скрижали! Госпожа Юзуха, ошиблась. Ничего не изменилось. Стало только хуже.
Глава 5. Маленькая девушка с хорошим аппетитом
Нурихён знал каждого человека в Дандзё. Правда, не по имени, а по сиянию цвета, которое они распространяли. Люди, вокруг которых струилась небесная синева, волновали Нурихёна меньше всего. Они были спокойными и уравновешенными, а самое печальное – предсказуемыми. Все оттенки жёлтого и оранжевого давали яркие, но кратковременные эмоции. Лакомый кусочек —горожане, сияющие зелёным. Они были способны на глубокие чувства: если страдать, то каждой клеточкой тела; если влюбляться, то без памяти.