Одно преступное одиночество
Шрифт:
Он сиял, а мое лицо свела судорога отчаяния.
– И что теперь? Я могу ее увидеть?
– Не уверен. Но мы можем ходатайствовать о том, чтобы ей сменили меру пресечения на подписку о невыезде. Вот этим я могу заняться немедленно.
– Пожалуйста, займитесь.
– Хорошо.
На этом наш разговор должен был закончиться. Он ясно дал мне понять, что ему нужно работать и я больше ничем не могу ему помочь: все, что его интересовало в связи с делом, он уже узнал.
– Вы поедете к следователю? Когда? Я могу поехать с вами?
– Можете.
– Прямо сейчас? Ефим Борисович, умоляю вас! Она в камере, но это же дикость!.. Лена не могла убить своего мужа. Она вообще никого не может убить, это слабая, хрупкая женщина. Пожалуйста, поедемте прямо сейчас к следователю.
– Не уверен, что он на работе, все-таки половина восьмого. Думаю, он уже ест суп у себя дома.
– Как его фамилия?
– Неустроев. Гена Неустроев, мой хороший товарищ.
– Так вы его знаете?
– Игорь, вашу подругу могут отпустить в лучшем случае завтра. И это при том, что вам наверняка придется внести залог. Точнее, пока ничего сказать не могу – все буду знать только завтра.
Но я не мог вот так вернуться домой, зная, что Лена в камере и что ее подозревают в убийстве. Я должен был выяснить все. К счастью, мне удалось уговорить Кострова позвонить Неустроеву. Через полтора часа мы уже поднимались в его квартиру.
Дверь открыла его жена – приятная женщина в белом свитере и черных брюках. В доме пахло горячей едой. Было тепло, уютно, из глубины доносились детские голоса и смех. В передней показался раскрасневшийся от ужина хозяин. Увидев Кострова, он широко улыбнулся и пожал руку ему, а затем и мне.
– Фима, привет. Проходите.
Мы надели одинаковые войлочные тапки, явно предназначенные для гостей, и прошли на кухню. Жена Неустроева – как потом оказалось, ее звали Эммой – пригласила нас за стол и поставила перед каждым по тарелке супа.
Костров представил меня как своего помощника – специально, чтобы Неустроева не смущало присутствие заинтересованного лица.
– Львова? Конечно, в курсе. Дело простое. Супруги поскандалили, причем знаешь, так всерьез. Разгромили квартиру, дальше она схватила пистолет. В итоге муж застрелен из собственного оружия, на которое у него, кстати, имелось разрешение. Жена в шоковом состоянии выбежала на улицу, кричала что-то, колотила палкой по машине, разбила стекло. Сработала сигнализация. Соседи наблюдали из окон эту сцену. Потом она убежала. Она утверждает, что просто ходила по улицам, а когда вернулась, с трудом могла вспомнить, что произошло. Соседи к тому времени уже вызвали полицию. Львову арестовали. Вот, собственно, и вся история.
– Звук выстрела кто-то слышал?
– Многие слышали. И сразу после выстрела раздался вой сигнализации.
– А что говорит она сама? Она призналась в убийстве? – спросил Костров.
Признаюсь, меня так и распирало желание самому засыпать следователя вопросами. Но я обещал помалкивать и больше слушать, поэтому сдержался.
– Сначала она показалась мне вообще невменяемой. Потом, когда я поднажал, сказала, что не помнит самого убийства, но призналась, что они действительно ругались, причем сильно. Утверждает, что она его не убивала и пистолет в руки не брала.
– Пистолет нашли? На нем есть отпечатки?
– Пистолет был рядом с телом. Отпечатков нет, их тщательно стерли.
– И?
– Львова говорит, что не помнит, когда в последний раз видела пистолет мужа. Хотя не отрицает, что знала о его существовании: у них, по ее словам, однажды был разговор о том, что надо бы в целях безопасности иметь при себе оружие.
– Значит, она не призналась в убийстве? – выдохнул я с облегчением.
– Нет, не призналась, – спокойно ответил Неустроев. – Фима, я так понимаю, она твоя клиентка?
Костров коротко кивнул.
– Тогда я тебе не завидую: дохлое дело. Это точно она убила мужа. У нее и мотив был. После его смерти ей на минуточку достается весь его бизнес. Может, слышал – сеть аптек «Фарма-Гален»? Плюс недвижимость, а это квартира и дача. Соседи все как один утверждают, что супруги жили не очень дружно, редко когда их можно было увидеть вместе. Он с утра уезжал на своей машине в одну сторону, она на своей – в другую. Вроде жили под одной крышей, но каждый своей жизнью.
– Соседям-то откуда знать, как они жили? – поднял брови Костров. – Вот я нечасто выхожу из дома, и мои соседи могут сделать вывод, что я нигде не работаю. А еще ко мне приходят люди, вернее, приезжают на дорогих машинах. Зачем они ко мне приезжают? Может, у меня закрытый карточный клуб? Казино?
– Может, и казино. Что касается твоей Львовой, здесь, повторяю, тебе будет трудно. Это она застрелила его, сомнений нет. По времени тоже все совпадает: практически сразу после убийства пять человек видели, как она в своей красной курточке выбежала из подъезда и принялась колотить по машине палкой.
– Мы согласны внести залог. – Костров мягко склонил голову набок. – Ее могут отпустить под подписку о невыезде?
– Надо подумать, – пожал плечами Неустроев.
– Подумай. Что ж, нам пора.
В машине я дал волю чувствам.
– Как они там все быстро решают! Уже решили! Разве не ясно, что она была не в себе, когда ее допрашивали? Да еще, как я понял, без адвоката!
– Вот вы и расскажите, какая она, эта ваша Лена.
Костров уже сосредоточился на дороге. Руки в черных перчатках крепко держали руль. «Дворники» мягко стирали крупные, сверкающие электричеством капли со стекла.
– Могла она так легко попасться на убийстве? И почему позволила допрашивать себя без адвоката?
– Она не глупая, если вы об этом, – я слегка обиделся за Лену. – Вполне себе современная грамотная женщина. Если даже предположить невозможное, что она задумала убить мужа, она сделала бы это умнее. Понимаете, о чем я?
– Я-то все понимаю, но имеются свидетели, и их много, если верить Неустроеву. И свидетели сначала слышали, как они ругались, а потом видели, как она колотит палкой по машине мужа. Понятно же, что она пар выпускала.