Одно проклятие на двоих
Шрифт:
— Я не привык никому доверять, Корделия, — хрипло и надсадно выдал Гор, все еще не открывая глаз и рвано дыша. — И кому бы я мог довериться, если отец всю жизнь ненавидел меня, а мать делала вид, что у нее есть дочь, а сына не существует? Но я хочу, чтобы между нами не было тайн и секретов, можешь пообещать мне это?
«Нет!» — ответил мой внутренний голос, который еще и посмеялся в ответ на горячую просьбу кронпринца. Он скрывает от меня столько всего, а в ответ требует правды и откровенности. Но что-то во взгляде Гора заставило прошептать меня совсем иное.
— Я обещаю, что не предам тебя, но и ты пообещай, что не сделаешь мне больно, — попросила я Горация, едва переводя дыхание после нашего жадного поцелуя.
— Я буду к этому стремиться, — наиграно улыбнулся Гор, а я едва сдержала разочарованный крик, рвавшийся наружу. Тепло и мягкость ушли из его черт лица, оставляя место непроницаемому отчуждению, глаза заволокло чернотой, губы вытянулись в прямую линию. Гораций намеренно оттолкнул меня, не сильно, но ощутимо, оставляя между нами расстояние в пару шагов.
— До завтра, — поспешила я попрощаться с ним, обещая себе, что узнаю правду о такой невероятной смене его настроения. Я раскрою эту тайну, чего бы мне это ни стоило!
Гор холодно усмехнулся, неприятная улыбка зазмеилась по его лицу, а глаза застыли на ком-то позади меня. Он развернулся и ушел, так и не попрощавшись, не сказав ни слова.
За спиной зашуршал гравий под чьими-то тяжелыми шагами, а знакомый хвойный аромат подсказал, что ко мне стремительно шел Давид.
— Я ждал, когда же он, наконец, уйдет! — Дава резко крутанул меня на месте и сжал в объятиях, приподнимая над землей. — Этот тип вызывает у всех изжогу, надо бы натравить на него темных магов, пусть уже разберутся с кронпринцем и освободят нас от его жуткой персоны.
— Тише, — прошептала я, округляя глаза от ужаса и удивляясь безжалостному тону Давы. — Ты же не думаешь так на самом деле?
Что-то недоброе промелькнуло в лице друга, но он только отрицательно покачал головой.
— Иногда я забываюсь, Корделия, кровь горячая, но войны и смуты не хочет никто в Дарленде, поэтому до сих пор терпят его темнейшество Горация Тердльштатского.
Я сжала руку Давы и умоляюще потрясла ее.
— Дайте мне время, чтобы разобраться с его проклятием. Он не такой, каким кажется!
— А какой он? — угрожающе прошипел друг, набычившись.
— Хороший, — смущенно прошептала я, краснея и пряча глаза.
— Триединая, — ответил Дава сквозь зубы. — Этого нам еще не хватало! Чем ты думала, увлекаясь таким, как он?
— Я не…
— Молчи уж! — по-доброму заткнул меня Давид. — Пойдем, раз уже пришла! Нам страшно тебя не хватало! И напомни мне прочитать тебе воспитательную лекцию об отношениях с темными колдунами.
— О нет, — рассмеялась я, беря Даву под руку и шагая к коттеджу, который стал мне родным за какой-то месяц. — Я тоже скучала, — произнесла я совсем с другой интонацией, заглядывая другу в глаза и различая там отчетливую грусть. — И у меня проснулся дар.
Давид охнул и споткнулся, широко раскрывая глаза от удивления.
— А, знаешь, к чертям Темное королевство и всех его жителей вместе взятых! Сегодня у нас вечеринка по случаю сбора оставшихся в живых стажеров с планеты Земля и твоего магического взросления!
Он издал воинственный клич, подхватил меня на руки и закричал на весь синий сектор, что мы идем.
Глава двадцатая
Жестокая истина
Корделия
Я смотрела на свои руки, на бледные тонкие запястья, на необычную черную родинку в виде месяца, которая с рождения украшала мой мизинец, на синие вены, уходящие под рукава теплого шерстяного свитера, и не узнавала себя. В комнате, куда меня заселила Оливия, единственной зеркальной поверхностью мне служили окна без занавесок, и я смотрела на себя, чтобы убедиться, что это все еще та самая Корделия. Та девушка, которая два с половиной месяца назад ступила на порог кабинета Вениамина ас Сольда в образе толстенького неуклюжего, но страшного начальника Вениамина Ассольдовича Федорова. Нелепое сочетании имени, фамилии и отчества, впрочем, как и у меня.
— О чем задумалась?
В дверь без стука вошел Давид, а за ним и Боян. Они оба, как и в первый день нашего знакомства, заняли значительную часть свободного пространства, и я вдруг почувствовала, что нам троим катастрофически не хватает воздуха.
— Это все ложь? — показала я парням на мебель, окружающую нас. Пустой шкаф, из которого забрали мои академические платья, вывешенные здесь в чехлах. Я не распаковала и половины! Прикроватная тумбочка, на которой Дава поставил смешные часы, кукарекавшие с утра пораньше, книги на полках, содержанием которых вряд ли когда-то кто-то интересовался. Все это теперь казалось мне бутафорским украшением, потому что я вдруг осознала, что никогда и не жила здесь по-настоящему. Обладай коттедж разумом, он бы выкинул меня за порог, как только я здесь появилась, как чужеродный элемент системы.
— Как давно ты это поняла? — с тяжелым вздохом спросил Давид, и у меня из глаз полились слезы. Я согнулась в пояснице, хватаясь за живот, в которой словно шурупом вкручивалась тупая боль.
— Озеро правды… — прошептала я в ответ, глядя сейчас только в глаза Бояна — чистые, ярко-зеленые, наполненные болью, отражающую мою собственную. — Я верила вам.
— Ты должна была нам поверить, — хмыкнул Давид, оттесняя Бояна рукой. — Иначе никак. Нам приказали постепенно раскрывать тебе правду, а магический приказ невозможно обойти.
— Ясно, — я вытерла слезы и холодно улыбнулась им обоим, стараясь стоять у окна и не делать ни малейшего шага вперед. Чтобы не дать слабину, чтобы не позволить себе взорваться и уничтожить тут все, не оставив камень на камне. — Вы мне лгали! С самого начала!
— Как ты это поняла? — настаивал Давид, который сейчас полностью преобразился. Куда делся тот парень, который лучился светом? Нет, передо мной стоял истинный колдун, впитавший коварство с молоком матери.
— В отражении озера я увидела не только кронпринца, но и себя, — вспомнила я четкую картинку, сотканную из света и тьмы.
Гор улыбался светлой и жизнерадостной улыбкой, которую в настоящей жизни я никогда не видела на его лице. Его глаза синие-пресиние, как безоблачное летнее небо, а смех завораживает, потому что от звучания его смеха мое тело наполняется звенящим счастьем. Только вот и я сама в отражении другая! Волосы необычного соломенного цвета, как колосья пшеницы, напитанные солнечным светом и набухшие от спелых зерен, на бледном лице выделяются золотом глаза — светящиеся, каких никогда не увидишь у простого смертного человека, а в руках магический сгусток, от которого бьют разряды энергии. И между растопыренных пальцев скользят нити магии. И на мизинце нет родимого пятна в виде месяца.