Одного поля ягодки
Шрифт:
Фу, от этих мыслей мне стало еще грустнее… Я налила себе кофе и, посмотрев за окно, философски заметила:
— Зато солнце. И небо вон какое голубое… В отличие от несчастной Вики я все это вижу.
Нельзя сказать, что меня порадовало воспоминание о Вике. Настроение еще больше упало. И не только от сопереживания этой несчастной девушке — от собственного бессилия.
— Я совершенно запуталась, — грустно призналась я своему отражению в зеркале. — Как ты думаешь, выпутаться удастся?
Отражение неуверенно, вслед за мной, пожало плечами.
— Попытаемся, —
Открывая дверь нашего офиса, я услышала пронзительный и истеричный голос Екатерины.
— Да сделай же что-нибудь! — кричала она. — Ты что, не понимаешь? Этот рыжий козел собирается повесить на меня и чертового Диму и мою сестрицу! Да еще и ребенка приплели, которого я и не помню совсем!
— Катя, успокойся, — ласково говорил мой помешавшийся босс. — Мы что-нибудь придумаем. Обязательно. Вот сейчас придет Саша…
«Саша все исправит, — подумала я и скривилась. — А Саше совсем не хочется ничего исправлять…»
— И что? Она же меня тоже ненавидит, я это вижу по ее глазам!
«Ну, это уже перебор, — возмутилась я. — Просто мне не очень нравится, когда от меня скрывают важные детали. И вообще, мне не нравится, когда много и вдохновенно врут не по делу. Нечего было тогда сюда прибегать, если вранье было запланировано с самого начала!»
Я достала из сумки расческу и начала приводить в порядок свои непослушные кудри, дабы предстать перед ними во всей своей красе.
Хотя мне и пытались с детства внушить отвращение к такому неблаговидному поступку, как подслушивание, я не всегда следовала этим заветам. Увы, иногда без подслушивания не обойтись! Самые интересные вещи от тебя зачастую скрываются.
— Катя, а что произошло с тем ребенком? — спросил нетактичный Лариков.
Ему же сказали, что не помнят! Надо же — на твоих глазах погибает собственный братец, а она «не помнит»!
— Да я была ему почти ровесница, — продолжала волноваться Катя. — Откуда я могу помнить? Кажется, он схватил ножницы без спросу… А потом начал ужасно кричать.
— Вика была с вами?
— Нет, она была на кухне… Кажется. Я не помню, я же сказала.
«Да все она помнит, — внезапно поняла я. — Она все очень даже хорошо помнит. Кажется, на кухне… Значит, именно там и была Вика. И совсем не кажется. Интересная ситуация…»
Они перешли на полутона. Видимо, разгневанная девица немного успокоилась. Но теперь я почти ничего не слышала. До меня долетали только обрывки фраз, а жаль.
Мне ничего не оставалось, как появиться перед их очами с невинной физиономией. Как и следовало ожидать, и Лариков и Екатерина сразу замолчали и уставились на меня так, будто я фантом. Так, легкая тень пролетала мимо…
Если учесть, что именно на меня они возлагали большие надежды по освобождению некоторых барышень от подозрения в двойном убийстве, остается только поразиться их безграничному бесстыдству!
— Привет, — бросила я, проходя к своему драгоценному компьютеру. — Как дела?
— Плохо, — мрачно проговорил Ларчик. — Ты даже и представить себе не можешь, как плохо.
Екатерина молчала, смотря в окно и нервно покусывая нижнюю губку.
— И что же у нас так плохо? — поинтересовалась я, запуская «Братьев Блюз».
— Меня обвиняют в убийстве, — тихо сказала Катя, и в ее глазах заблестели слезы. — Представляешь? Меня — в убийстве…
— А ты их, конечно, не убивала, — сказала я.
— Не надо так иронизировать! — вскрикнула Катя. — Конечно, я никого не убивала! Неужели ты в этом сомневаешься?
Сомневаюсь? Еще как…
Я развернулась к ней и, внимательно смотря в ее невинные, широко распахнутые и детски доверчивые глаза, сухо сказала:
— Сомневаюсь, представь себе.
Она отшатнулась. Ее глаза расширились еще больше.
— Нет, — пробормотала она. — Нет, ты не можешь…
— Тогда перестань врать и скрывать, — сказала я. — Потому что от твоего вранья уже чертям в аду тошно, честное слово… А мне — тем более. И помогать я вам не собираюсь. Себе дороже.
Она какое-то время молчала, старательно изучая пол. Когда ей удалось изучить его детально, она подняла на меня глаза и тихо, почти шепотом, произнесла:
— Хорошо, я все объясню. И врать больше не стану. Клянусь тебе.
— Ну да, конечно. Я тебе верю. «Как верит солдат убитый, что он проживает в раю».
Я засмеялась.
— Саша, перестань! — одернул меня Лариков.
— Андрей Петрович, я хотела бы вам помочь, но… Я не могу в данный момент ничего сделать.
— Не можешь или не хочешь?
— Не могу и не хочу, — пропела я. — Потому что терпеть не могу, когда меня считают полной кретинкой.
— Я же пообещала больше не врать, — хрипло сказала Екатерина.
— Значит, признала, что врала раньше, — хмыкнула я. — Ладно, поверим тебе. С некоторой натяжкой, но ради великого милосердия поверим. Но — запомни, если ты еще раз о чем-то умолчишь, я ухожу и делайте что хотите.
— Да, — кивнула она. — Я согласна.
Кажется, ее проняло наконец-то!
Я смотрела на нее, пытаясь понять, насколько эта странная девушка искренна сейчас. Ее глаза — впрочем, были ли вообще когда-либо зеркалом души эти прелестные, обрамленные длинными и пушистыми ресницами, глаза?
— С чего начнем? — спросила она.
— С самого начала, — ответила я. — С ребенка.
— Я же сказала, что ничего не помню!
На какое-то мгновение мне почудилось, что таинственным и непостижимым образом Катя уменьшилась в размерах, превращаясь в ту маленькую девочку. Она сжалась в комок и смотрела на меня с такой затаенной злобой, что я на секунду прикрыла глаза. Нет, я не верю в чушь, что взглядом можно уничтожить, хотя мне в эту минуту казалось, что Екатерина не замедлила бы это сделать, обладай она способностями девочки Чарли из романа Стивена Кинга, — она просто испепелила бы меня, оставив лишь горстку угольной пыли там, где раньше стояла Александра Сергеевна Данич.