Однокла$$ники играли в убийство
Шрифт:
– Это еще надо разобраться, чьи шутки более дурацкие, – выпалил Мигульский.
– Или более подлые?..
– Ладно, Игорь, я не хотел тебя обидеть. – Эд взял бутылку. – А ты мужик резкий. Не хотел бы с тобой повстречаться… на тропе войны.
– Мне не наливай.
– Тогда я сам выпью.
Мигульский выпил полстакана, спросил:
– Откуда у тебя пистолет?
– Ребят попросил, принесли в последний день перед отлетом из Чечни. Я санитарным самолетом летел, весь забинтованный. В общем, провез. Как чувствовал, что здесь понадобится.
– И приходилось
– Пока только в воздух. Но очень отрезвляет. Лучше всякого душа. Я ведь после того, как меня по здоровью из армии поперли, кем только не был. Военруком был – нервы не выдержали учить юных отморозков… Я ведь после контузии слегка припадочным стал. В ДОСААФе работал, а там узнали, что я контуженный, – и тихо мою должность сократили. Шоферил немного, разнорабочим был, дворником. А сейчас вот – грузчик. Как навалят иной раз на спину, в голове – туман, сердце лопается, а перед глазами словно горная тропа шатается. И вперед, вперед!
Шевчук порывисто встал, застегнул рубашку, взял на руку китель, подошел к открытому настежь окну.
– Какая чудная ночь. Теплая, мягкая, будто в огромном, хорошо протопленном доме. И не хочется, чтобы эта ночь кончалась…
Игорь взял фуражку, надел, привычным движением поправил козырек.
– Ну, жди, приеду.
– Пригласительный забери.
– Меня там и без него примут… – заметил Шевчук, но билет взял.
Когда капитан ушел, Мигульский подумал: «Все же не случайно в письме упоминалось о караванах с наркотиками».
Его журналистская интуиция подсказывала, что грядут самые неожиданные события. От волнения у Эда зачесалась спина, и он на манер хряка почухался о дверной косяк, чего, безусловно, никогда бы не позволил себе на людях.
…Извилистая дорога вывела на пологий участок. За бетонной стеной, среди деревьев, угадывались очертания черепичной крыши. Мигульский притормозил и посигналил. В железных воротах с табличкой «Соблюдайте тишину!» открылось оконце, появилось смуглое лицо, которое с акцентом спросило:
– Что вы хотели?
Вместо ответа Мигульский сунул в окошко редакционное удостоверение. Человек взял удостоверение и захлопнул створку. Прошло пять минут, потом десять, Мигульский уже собирался барабанить в ворота, но тут послышался гул электродвигателя, ворота разверзлись. Эд въехал во двор. Навстречу с беломраморного крыльца шагнул высокий мужчина лет сорока спортивного телосложения, в черной рубашке и ярко-красном галстуке. Во внешности его не было ничего примечательного, кроме, пожалуй, особенной цепкости во взгляде. Эд мельком оценил великолепно выполненную прическу, белые брюки и туфли.
– Эдуард Мигульский, – представился Эд и протянул руку.
– Распорядитель отеля, к вашим услугам.
– Простите, не расслышал вашего имени-отчества.
– Самсонов, если вам угодно. Итак, что привело к нам журналиста центральной газеты?
– Профессиональное любопытство и редакционное задание. Видите ли, новые формы отдыха, тем более, такого необычного, будут интересны для нашего читателя. Тем более люди порядком устали от политической болтовни. Надеюсь, вы уделите мне некоторое время.
– Как вам будет угодно.
– Я сразу хотел бы попросить вас предоставить мне возможность понаблюдать весь ход детективной истории.
– Видите ли, в рекламе мы не нуждаемся. К нам записываются в очередь. Впрочем, для вас можем сделать исключение. Единственное, что придется сделать непременно, – оплатить ночлег и питание. Но, предупреждаю сразу, это недешево.
– Вы очень любезны. Конечно, я согласен на ваши условия.
– Тогда прошу в кабинет.
Они поднялись на второй этаж, прошли в просторное помещение, которое напоминало не привычный директорский кабинет, а скорее обитель писателя прошлого века: огромные застекленные шкафы с книгами, тяжелые массивные шторы, гобелены, канделябры в виде русалок, старинные бронзовые подсвечники на бархатной скатерти огромного стола, фолианты, мерцающие тусклым золотом корешков.
– Скажите, к чему такая секретность? – осмотревшись, спросил Мигульский. – Бетонные стены, окошко в воротах…
– Внесу ясность: вы находитесь на даче одного из опальных олигархов, сейчас он за решеткой. С домиком долго не знали, что делать; были разные варианты, не буду пускаться в подробности, но все это было нерентабельно, дача пустовала. В конце концов пришел я, предложил поставить дело и пообещал им хорошую прибыль за аренду. Причем в самые короткие сроки… и пока это мне удается… А что касается стен из бетона, секретности – то нашим гостям это жутко нравится. За железными воротами они сразу чувствуют, что попали в некие закрытые сферы, выделились из общей массы, а это, согласитесь, так притягательно для людей, воспитанных в наших традициях. А теперь, Эдуард, простите, как ваше отчество?
– Просто Эдуард. В наших кругах стараются избегать длинных обращений. – Распорядитель слегка наклонил голову.
«Какие утонченные манеры, – оценил Мигульский. – А стрижка явно у первоклассного мастера».
– А теперь, если не возражаете, я покажу вам отель.
– С удовольствием, – проговорил Эд.
Общаться с людьми светского воспитания было для него наслаждением. «Да, это не интервью с чукотским скотоводом», – подумал он.
По небольшому коридору прошли в просторное помещение с огромной хрустальной люстрой под потолком.
– Зала, – произнес Распорядитель. – Здесь гости будут собираться, спорить, выдвигать версии… Кое-какие не растасканные вещи остались от прежнего хозяина, – пояснил Распорядитель, заметив, как Мигульский рассматривает люстру. – Я настоял. Конечно, для удобства гостей пришлось кое-что переоборудовать. Кстати, у меня нет ни одного одинакового номера. Давайте поднимемся на второй этаж… Вот, взгляните…
Он мягко нажал на бронзовую ручку, раскрыл массивные двери.
– Вот, полюбуйтесь: желтая комната, синий кабинет и красный будуар. Все рассчитано на одну семью. Обратите внимание на эти розовые балдахины над кроватью. Какая воздушная, просто невесомая вуаль. А какая тонкая вышивка! По нынешним ценам это, сами понимаете…