Одноклассница.ru
Шрифт:
– А дальше что… Дальше Кешка взял да и снова ляпнул очередную гадость про тебя. И я ему опять вмазал, даже не раздумывая… А он… А он упал. Я вроде и не сильно бил…
– И что?
– Кешка упал. Не двигался. Не дышал. Я говорю: «Тарас, что это с ним? Придуряется?» Тарас наклонился, пощупал у Кешки пульс. Потом повернулся ко мне и говорит: «Нет, Иноземцев, он не придуряется. Он мертв. Пульса нет, и не дышит». Меня прямо пот холодный прошиб… Я, Клим Иноземцев, убил своего друга.
«Но Свиркин жив-здоров!» – хотела
– А потом?
– Потом Тарас сказал: «Тебя, Клим, посадят. Ты Свиркина убил». Я ему: «Но я же не хотел убивать!» А он: «Все слышали, что ты перед учительской орал: „Убью эту сволочь!“ Я подумал, Тарас прав. Я хотел идти в милицию, сдаваться, но Тарас меня отговорил. „Ты не виноват, я знаю. Это Кешка тебя довел до ручки… Давай сделаем по-умному“. Я: „А как – по-умному?“ – „Как-как… спрячем тело, а ты уйдешь в бега“. – „Меня поймают“, – я говорю. А он: „Не поймают. Дядя Коля тебе паспорт сделает!“ У Тараса дядя в милиции работал, в паспортном столе.
„Что ж это такое… Ничего не понимаю!“ – Вероника с недоумением и страхом смотрела на Клима. О чем он? Что за ерунда? Свиркин же жив!
– И что? – Она все-таки решила дослушать историю до конца.
– Мы отнесли тело Свиркина в склеп. Не в сам склеп, а вниз, в подземелье… Он еще теплый был, Кешка, и как будто даже шевелился – ну, это мне казалось, конечно, потому что так хотелось, чтобы он на самом деле живой оказался, а я – ни в чем не виноватый… Потом я написал тебе записку, а потом… Потом уехал к Тарасу на дачу. Вечером следующего дня приехал Тарас, дал мне паспорт на имя Федора Федоровича Петрова и немного денег. У него дядя в милиции работал – помог с документами.
– О господи…
– Я на перекладных поехал куда-то, потом деньги кончились, бомжевал… А осенью сам отправился в армию. Перед тем позвонил Тарасу. Он мне сказал, что вы поженились. Вот когда я узнал, что вы с Тарасом вместе. – Клим сделал паузу. – Потом… Потом я служил. Всякое было. Но даже когда меня в Чечню отправили – я и там никого не убил. Пусть лучше меня убьют, а я – никого. Мне очень Кешку жалко… Он мне другом был. – Клим закрыл лицо ладонями.
– Клим… Клим, ты… ты считаешь, что убил Свиркина?
– Да… Разве ты не слышала эту историю? Наверное, потом много говорили. Это я убил своего друга.
– Клим… Свиркин жив! – задыхаясь, закричала Вероника. – СВИРКИН – ЖИВ!
– О чем ты? – нахмурился Клим.
– Тарас обманул тебя. И Кешка тоже… Ох, какие ж они негодяи оба… – пробормотала Вероника, схватившись за голову. – Только почему они это сделали? Разыграть тебя хотели? Ничего себе розыгрыш! Или… Тарас это из ревности сделал? Лилька ему сказала, что я тебя люблю, и Тарас придумал этот чудовищный план – изгнать Клима Иноземцева из города, из жизни?..
– Ника… – Клим говорил тоже полузадушенным голосом. – Ты ничего не путаешь? Кеша – жив?
– Да жив он, жив… Я его на днях видела. Говорила с ним. Он жив. Не с ожившим же мертвецом я говорила?! – в отчаянии воскликнула Вероника. – Для мертвеца он слишком упитан…
Клим встал, отвернулся, подошел к окну. Вероника смотрела ему вслед. Прямая спина… Ноги – прямые, как столбы. Как столпы, на которых держится мир. Проблема Клима в том, что он слишком доверчив и простодушен… И Тарас прекрасно сыграл на этой особенности Клима.
Им было тогда всем по семнадцать лет – дети. Один обманул, другой поверил в обман. Все – ради одной девочки…
Но для Вероники любовь Тараса к ней не являлась оправданием лжи. Ей ничуть не льстил поступок мужа, который позволил раз и навсегда устранить соперника. Если бы она, Вероника, не разыскала Клима, тот бы и не узнал правды…
„А яд кураре зачем понадобился Тарасу? Убить Клима? Но на убийство Тарас не решился… Передумал в последний момент? Или догадался, что вместо кураре – марганцовка? Нет, скорее всего, передумал. Не стал рисковать… Мне ли не знать собственного мужа!“
Клим повернулся. У него было какое-то странное лицо. Счастливое. Человека обманули, на целых двадцать лет вычеркнули из жизни, а он был – счастлив!
– Ника… Так это ж здорово! – засмеялся Клим. – Кешка – жив? Ура… Кешка Свиркин – жив!
Он шагнул вперед, упал перед Вероникой на колени, обнял ее.
– Клим… – жалобно прошептала Вероника, всерьез опасаясь за его рассудок. – Что с тобой?
– Мне хорошо. Мне очень хорошо… – смеясь, ликующе произнес Клим. – Ныне отпущаеши… Я не убийца. Я не убивал Кешку!
Вероника взъерошила его волосы, поцеловала в макушку. Что-то капнуло ей на руки – она с удивлением обнаружила, что из глаз опять текут слезы.
– Господи, да что ж это такое… – с досадой сказала она. – Реву и реву! Сколько можно…
– Не было и дня, чтобы я не раскаивался в своем поступке, – слегка задыхаясь, признался Клим. – Иуда… собственного друга погубил! А я никого не губил. Я не убийца, – ликуя, произнес он. – Я обычный, нормальный человек. Это чудо! Ты… – Клим стиснул Веронику в объятиях, потом положил ей голову на колени. – Ты ангел, который спустился с небес. Ты освободила меня. Ты сняла с меня этот страшный грех!
– Не было никакого греха, Клим, – с жалостью произнесла Вероника. „Ну нельзя быть таким доверчивым, нельзя! – в бессильном отчаянии подумала она о Климе. Но тут же остановила себя: – А я чем лучше? В сущности, чем я лучше, умнее Клима? Тарас и меня сумел перехитрить! Я двадцать лет была его женой… Я двадцать лет принадлежала нелюбимому!“
И новая, неожиданная, злая мысль: „Тарас – это дьявол…“ Столько лет они с Климом были игрушками в руках кукловода!
– Ника… Не надо! – Клим смахнул с ее щек слезы. – Все хорошо… Все очень, очень хорошо. Я тебя люблю.