Одноклассница.ru
Шрифт:
– Верочка! – ликующе воскликнула Маргарита Сергеевна. – Как вовремя… Я только что оладушки испекла! – Она пропустила Веронику внутрь.
– Как вы себя чувствуете, Маргарита Сергеевна?
– Я? Ничего… Вот давеча перед грозой давление скакало немного, а сейчас все в порядке. Верочка, я вам звонила! Только номер ваш не отвечал… Дескать, абонент недоступен!
– А-а… да. Телефон разрядился.
– Только я вас тогда не поняла… Почему вы спрашивали про Карелию? Вы думаете, Клим… там?
– Да, не исключено, –
Она старалась говорить спокойно и рассудительно. Они прошли в кухню.
– Боже мой, боже мой… – Маргарита Сергеевна опустилась на стул, принялась обмахиваться полотенцем.
На столе – плошка с дымящимися, горячими оладьями.
– М-м, как вкусно пахнет! Маргарита Сергеевна, у вас варенье есть?
– Да! – Маргарита Сергеевна заставила себя встряхнуться – вскочила, принялась ставить на стол всевозможные банки-склянки. – Но это с прошлого года, я в этом еще не варила… Ягод мало… Позже, может быть, из смородины… Верочка! Так вы думаете, Клим… – Она опять оцепенела.
– Я думаю, что с Климом все в порядке. – Вероника взяла инициативу на себя, принялась разливать чай. Поставила на стол третью чашку.
– А это… для кого? – замирающим голосом прошептала Маргарита Сергеевна и уставилась на чашку – словно привидение увидела.
– Для одного человека. Скоро придет. Кажется, он видел Клима.
– Видел Клима?
– Да.
– Давно?
– Не очень. Только вы мне обещайте, Маргарита Сергеевна, что будете спокойны.
– О… обещаю, – точно сомнамбула, продолжая глядеть на чашку, ответила Маргарита Сергеевна.
– Клим не хотел бы, чтобы вы волновались, – жестко напомнила Вероника.
– Я постараюсь… – тоном примерной девочки обещала Маргарита Сергеевна.
– Тогда я позову этого человека.
– Да-да…
Вероника вышла в коридор, распахнула входную дверь:
– Иди!
Клим вошел – бледный, спокойный. Огляделся:
– Где она?
– Там, на кухне. Я сказала, что сейчас придет человек, который видел Клима.
– Потолки какие низкие… – сдавленным голосом пробормотал Клим.
Шагнул на кухню.
Маргарита Сергеевна сидела на стуле. Она встала, потом снова села.
Просто изумительно, но она сразу узнала сына.
– Клим…
– Мама! – Через мгновение он уже был у ее ног, обнимал.
– Мальчик мой, мальчик… – Маргарита Сергеевна провела по его волосам дрожащей рукой. – Оброс-то как! А Верочка говорит – человек какой-то должен прийти… А это ты!
– Мама… Мамочка, прости! – глухо пробормотал Клим, уткнувшись лицом ей в колени.
– Господи, да за что?! Счастье-то какое!
Вероника не могла смотреть на эту сцену. Она ушла в комнату – ком стоял в горле.
Двадцать лет бедная Маргарита Сергеевна ждала сына… Стоит ли заводить детей, чтобы потом вот так переживать из-за них? Не лучше ли жить в отрешенном покое, не зная страданий и мук?..
Но чем этот покой отличается от смерти? – возразила себе Вероника.
Пока страдаешь и радуешься – живешь.
Только Черный Канцлер не страдает. Потому что Канцлер – мертвый.
Она, Вероника, знает это – сама спускалась в подземелье, сама его видела.
Она вырвала Клима из лап Черного Канцлера – ради Клима и ради себя самой. Чтобы самой – жить. Жить, а не плавать законсервированным огурцом в уксусе.
– Ника! Ты где? – в комнату влетел Клим. – Ну что же ты ушла… – Он схватил ее за руку, потащил за собой. – Мы без тебя не можем!
Маргарита Сергеевна все так же сидела на стуле. Ошеломленная. Потрясенная. Счастливая и испуганная одновременно. Подняла круглые глаза на Веронику:
– Верочка…
Вероника обняла ее.
– Верочка, спасибо.
Тут уж Вероника не выдержала и принялась рыдать в голос. А что? Клим Иноземцев – это всегда слезы. Слезы радости…
Они обнимались втроем и плакали.
– Это ведь ты… Ты! Спасибо! – чуть успокоившись, в блаженном восторге повторила Маргарита Сергеевна и поцеловала Веронику в лоб.
– Это она, Ника! – засмеялся Клим и тоже поцеловал Веронику. – Она меня нашла… Мама, прости, прости, прости… Я не должен был сбегать тогда из дома. Но я чувствовал себя преступником. Я не хотел, чтобы ты знала, что твой сын – преступник…
Маргарита Сергеевна словно не слышала его.
– А что у тебя с личиком? – Она дрожащей рукой коснулась лица сына. – Шрамики какие-то… Откуда?
– Мама, я служил.
– Служил… Ну ничего… Глазки целы, и слава богу! – бормотала Маргарита Сергеевна.
– Мама, мы теперь с Никой! – Клим перетянул Веронику к себе.
– Ну да… А как иначе-то? – Похоже, это сообщение совсем не удивило Маргариту Сергеевну. – Вы же еще в школе глаз друг на друга положили, да?
– Да! – Вероника стерла с лица слезы и улыбнулась Климу.
– Дети, мои дети…
Тараса, наверное, стошнило бы от этой сцены. Расчетливого, прагматичного, рассудочного Тараса – мужа Вероники.
„Ах да, у меня же есть муж! Тарас. Тарас… – вяло, с тоской, неохотно вспомнила она. Потом, еще: – Вот сюрприз ему будет!“
Между тем Маргарита Сергеевна твердила, точно заклинание:
– Это Верочка тебя нашла. Верочка нашла!
„Не совсем так… – подумала Вероника. – Клим тоже искал меня. Он шел ко мне все эти годы – не буквально, но… Он шел ко мне! Потому что, когда мы встретились, он не был ничем и никем связан, он стал таким, какой он есть сейчас. Его путь не столь видим, как мой. Путь души? Он – для меня, я – для него. Мы с ним встретились, потому что шли друг другу навстречу…“