Одноклассники. История в XIV уроках
Шрифт:
Рысек.Я жутко надрался. Даже не заметил, когда ушли Зигмунт и Хенек.
Якуб Кац. За мной пришли ночью. Из НКВД. Велели одеваться, вещи сказали не брать. Я решил, что меня ведут на расстрел. Они молчали. От них несло перегаром. И еще эти их кожанки страшно воняли… Зима в тот год была очень снежная. Меня посадили в сани, и мы поехали в лес. Я весь трясся от холода и страха. Мне дали ка-кое-го старое одеяло. Боже! В чем моя вина? Что я не написал в отчете об открытии кинотеатра про то, что Рысек крикнул: «Еще Польша не погибла!»? Боже! А может, дело в том письме, которое прислал из Америки Абрам? Мы подъехали к какой-то сторожке. Из нее вывели Рысека и спросили меня: «Кто это?» Я говорю: «Рысек».
Рысек. Они привезли меня к себе и спрашивают: «Как тебя зовут?» Я: «Так, мол, и так». Они: «Врешь. Ты — Ясень, командир подпольной террористической организации ‘Белый орел’». Я: «Да вы что?» Тогда один достал из-за печки ветку орешника, меня швырнули на пол, заткнули рот моей же шапкой, один сел на ноги, другой держал голову, а третий бил, так, что от шапки скоро остались одни ошметки. Потом они посадили меня к стенке, на табурет, схватили за волосы и стали колотить головой об стену с такой силой, что я подумал: конец моей голове. Волосы выдирали клочьями. И все время требовали, чтобы я признался и сказал, кто еще состоит в нашей организации. Я подумал, что тогда и других будут так же бить. Пусть уж лучше я один мучаюсь. Я не знал, что человек способен столько выдержать.
Зигмунт. Мне хотелось с кем-нибудь поделиться. Хенек — слабак, не выдержит. Владек — тем более. А вот Рысек всегда был сильный.
Хенек. Мне повезло. Когда мы возвращались из сторожки, Зигмунт сказал, что дома нам ночевать не стоит. На всякий случай. Я так и сделал. После того как забрали Рысека, дома больше не появлялся. Уехал в деревню, жил в разных местах. У ксендзов. Помогал в костеле. В ризнице. В плебании [9] . А потом пришли немцы.
9
Приход, а также дом приходского священника.
Владек. Когда с Рысеком все это случилось, а Зигмунту с Хенеком пришлось скрываться, я понял, что мать права. Пришел к выводу, что к восстанию мы пока не готовы. И сам тоже старался особо глаза не мозолить — на всякий случай.
Рахелька. Мельницу у отца отобрали и национализировали. Директором поставили какого-то русского с тремя классами образования. Ровно через месяц мельница перестала работать. Вызвали отца. Оказалось, они сломали турбину. Швейцарскую. Купленную отцом по франшизе. В тридцать седьмом году, в Цюрихе. Она стоила дороже нового «мерседеса». Пять тысяч долларов. Главное наше богатство. Отец этого не пережил. Высох, почернел, стал болеть и через несколько недель умер. Будто растаял. Я начала учить немецкий.
Менахем. Осточертели мне эти киносеансы. Новых фильмов в центре не мог допроситься. Посылали в командировки — в Белосток, один раз в Вильно, потом еще во Львов. Это мне нравилось — банкеты, гостиницы, кинолюбители. И кинолюбительницы. Но сколько раз можно смотреть «Веселых ребят», «Бронепоезд» или даже Чаплина? Нет такой власти, чтоб могла заставить человека дважды посмотреть один и тот же фильм.
Дора. Я боялась. Все сильнее и сильнее. Менахем возвращался домой все позже. Всегда пьяный. Ребенок то и дело болел, мы ссорились. Снова ты пил, чертов придурок!
Менахем. Перестань, детка, а то я с тобой разведусь!
Дора. Так разведись наконец и катись к своим бабам!
Рысек. Однажды ночью — был уже март или апрель, потому что земля оттаяла — пришли трое, посадили меня в телегу, отвезли в лес, дали лопату и велели копать яму. «Себе могилу роешь», — сказали. Я начал копать. Молча.
Якуб Кац. Это был какой-то кошмар. То и дело кого-нибудь арестовывали и увозили. За всем очереди. За хлебом. За крупой. За картошкой. За солью. За керосином. Абсолютно за всем. С ума можно сойти. Только кинотеатр пустовал. Я подумал, что если это и есть обещанный ими рай, то с меня довольно.
Зигмунт. Я не знал, что с отцом. И что с Рысеком. Сидят ли они по-прежнему в ломжинской тюрьме? Или их вывезли в Сибирь? А может, расстреляли? Столько народу исчезло бесследно. Один раз меня вызвал майор — у него возник какой-то вопрос, — а я разозлился и сказал, что он меня обманул — не выпустил Рысека с отцом, так что я больше не хочу на них работать. Пускай себе другого ищут. А майор улыбнулся и говорит: «А ты, Попов, что же — думаешь, ты у нас один такой? Один доносы пишешь?»
Все.
Вождь наш Костюшко, отвагой горя, поднял народ на москаля. С косою мужик не жалел своей жизни. Господь наградит всех, кто пал за Отчизну.Урок VII
Якуб Кац.Ночью мне приснился странный сон. Очень страшный. Будто выхожу я на крыльцо — так мне снилось… Смотрю: повсюду — у забора, у открытой калитки — стоят черные волки и скалят клыки. Боже, думаю, кто же открыл им калитку? Запираю дверь, а они к окнам, подпрыгивают, ярятся, мордами бьют стекла, я хватаю кочергу и давай лупить по этим мордам. Без толку. Просыпаюсь. Кто-то колотит в дверь. Сердце от страха выскакивает из груди. Открываю. На пороге Менахем с чемоданом.
Менахем.Якуб, спрячься где-нибудь, пока все не успокоится.
Якуб Кац. Куда же я спрячусь?
Менахем. Не знаю!
Дора.А я? А ребенок? Нам как быть, а, Менахем?
Менахем. Дора, вам они ничего не сделают. Не выходи на улицу. Не попадайся никому на глаза. Как только все закончится, я вернусь.
Дора. Ой, Менахем, говорила я тебе — не лезь, куда не просят.
Якуб Кац. Я хотел рассказать Менахему про письмо от Абрама, но он повернулся и ушел. Я побрился. Умылся. Побрызгался одеколоном. Надел чистое белье, белую праздничную сорочку и черный костюм. Почистил ботинки. В карман положил документы, немного денег и письмо Абрама. Вышел из дому. Улица была почти пуста. Стояла приветственная арка с выложенной из шишек свастикой. Убогая какая-то. То ли дело наша — два года назад, с серпом и молотом! Так я подумал и пошел дальше. Смотрю — они поворачивают со Школьной.
Они — это Владек, Хенек, Рысек и Зигмунт. Вид у Рысека был жуткий. Лицо все сизое.
Владек. Я увидел его первым. «О, — говорю, — Якуб!»
Хенек. Какой еще Якуб?
Зигмунт.Якуб Кац.
Якуб Кац. Они остановились шагах в десяти. Стоят и смотрят. Я хотел им сказать, что получил письмо от Абрама и что оно у меня в кармане, но у них были такие глаза, что я повернулся и побежал.
Рысек. Держи его!