Одноклеточный
Шрифт:
Я плыл над бездной на стреле и лежал, не в состоянии двинуться. Подо мной уже показалась палуба, затем груз на ней. Стрела дёрнулась в последний раз и замерла. Метрах в пяти ниже видна была пирамида каких-то грязных тюков.
– Ну, ты там примёрз? – Насмешливый голос Тони прозвучал у меня из модуля короткой связи. Смарт, понятно, я бросил в сумке. – Прыгай, а то потом сам назад полезешь.
Тут я испугался. Снова карабкаться по ледяным балкам и цепляться за ступени? Лучше я умру прямо здесь! Я отклеился от стрелы, перекинул ноги через её край и спрыгнул на тюк. На миг замерло сердце – вдруг промахнусь? Но упал я удачно,
– Обдолбись! – похвалил меня Гриб и сунул апоморфин. Тело у меня ныло, а руки-ноги тряслись, будто я три тонны ящиков на горбу перетаскал. По пальцам текла кровь из пореза, так что я быстро залепил его пластырем из аптечки.
Ифа уже привели в чувство, плеснув ему в морду водой из лужи. Это был нормальный перуанец лет двадцати, с видео-татуировкой на щеке. Ковш уже стянул с ифа половину одежды. Всё тело фашиста покрывала такие же подвижные зелёные картинки – какие-то полумесяцы, бородатые рожи, бегущие строки на арабском…
Посмеиваясь, камайну разоблачили парня до трусов. Тот сжался от холода, посинел и дрожал, скрючившись. Но молчал и держался за бедро, в которое я из пистолета засадил. Там у него была россыпь фиолетовых точек – попаданий от пуль. А на другой ноге ифа красовался приличный ушиб около колена. Вообще он стоять почти не мог, заваливался. И двигло на байке у него тоже было повреждено, а то бы иф вместе со своими удрал.
– Ну, и что ты делал на моих складах? – мягко, даже ласково спросил у него Тони. Он играл своим оружием, целя им в лоб врагу. Тот молчал, неотрывно глядя на пистолет. – Что ж, будем учить. Как известно, среди людей свирепствуют две болезни – исламо-фашизм и материализм. Вы видите перед собой одного поражённого. Лечиться будем?
Иф медленно помотал головой. Отказывался, я так понял. Тони плюнул ему на байк и отступил на шаг, поглядел на воду и сухогруз. Тот как раз отклеился от мощных магнитов и покачивался на волнах. Через несколько секунд судно замерло, снова встав «на прикол».
– Забинтуйте малышу ручки, – скомандовал одзи. – Потом двое взяли его за ноги и сюда, вниз головой держим!
Кому надо было держать ифа, никто даже не сомневался. Мы дружно стянули скотчем его руки за спиной, хотя он извивался и скрипел зубами. Потом я и Ковш ухватились за голые лодыжки врага и поволокли его к краю пристани. Хорошо ещё, перуанец попался не самый тяжёлый. Он пробовал вырваться, да не тут-то было. Куда ему с вывихнутой ногой? Мы вздёрнули фашиста над чёрной водой, метрах в трёх от кормы сухогруза. Впаянная в ифа музыкальная плата, поймав расстроенные чувства хозяина, тихо завела трагическую эмпешку. По скрюченному телу парня забегали мрачные зелёные разводы.
– Погляди, что там под твоей башкой. – Тони присел перед ифом. – Видишь срез причального магнита? Иногда он отключается, но потом всё равно из него появляется поле силой в один тесла. А иначе как бы удалось такой тяжёлый корабль держать? – Он гордо показал на стометровый сухогруз. Работа на нём продолжалась, краны и погрузчики шумно освобождали палубу и трюмы от содержимого.
Рука у меня уже сильно ныла, но я стискивал зубы и крепился. Тони вдруг приказал нам бросить ифа на асфальт и поменяться местами с Ковшом, и я с облегчением потряс уставшей рукой. Ковш пыхтел и морщился. Потом мы снова повесили врага над магнитом. Тот в это время уже отключился, и одзи скомандовал опускать ифа. Его голова оказалась напротив полуметрового среза магнита. Срез блестел от множества корабельных бортов, что годами елозили по нему.
– Дамэ! – заверещал, не вытерпев, исламо-фашист. – Ямэро! Не надо, пожалуйста, не делайте это!
– Так ты умеешь говорить? – спросил Тони. – А врезаться в кар моей фирмы – это хорошо? – Он упёрся согнутой ногой в край пристани и наклонился над ифом. Тот боялся пошевелиться, чтобы кто-то из нас с Ковшом не выпустил его ногу. – Мешать работе моих складов – прилично? Знаешь, в любую секунду поле может включиться, и что тогда станет с твоими мозгами?
– Тасукэтэ! – изо всех сил заорал пленник. Но никто прийти ему на помощь, само собой, не мог. Людей в порту практически не было, одни диспетчеры, но у них свои важные дела.
Тони махнул рукой вверх, и мы опять свалили ифа на пристани. В то же мгновение магниты врубились, притягивая судно с берегу. Оно прогрохотало лебёдками и грузом и замерло, а через секунду опять получило свободу. Тони показал пальцем вниз. Физиономию ифа искажал ужас. А камайну, не занятые в экзекуции, подогнали байки и сидели на них. Минору глупо посмеивался, как обкуренный, а Чипаня с Грибом молчали.
– Я объясню, – нежно сказал Тони. – Действие магнитного поля на мозг плодотворно. Оно восстанавливает душевное равновесие. Почему? Да потому, что подавляет выработку гормонов страха. Тебе станет хорошо, и ты не будешь нас бояться.
– Он же подохнет, одзи, – заметил Гриб. – Там же один тесла!
– Онорэ! – сменил репертуар иф. – Кусотарэ! Ну, убей меня, кисама. Погляжу я на тебя потом, как наши тебе глаза вырвут. – Как-то он смешно выражался.
Тони опять позволил нам бросить ифа на асфальт и размять затекшие руки. Враг непрерывно ругался сквозь зубы, иногда звал на помощь или просил нас отпустить его. В общем, иф почти сошел с ума.
– Гормоны страха вырабатываются не только у того, кто боится смерти, – заявил Тони, глядя на Гриба. – Но и у тех, кто пытает врага.
– Тебе тоже страшно? – растерянно спросил Гриб.
– Естественно! Но в этом весь смысл – подавить свой страх. Научись этому, гнида! – заорал он ифу. – Заткнись и молча переноси пытку! Урусай! Чему учит твоя религия? И вы все тоже! – накинулся он на нас. – Всё это ксо вокруг от идиотского гуманизма! «Общечеловеческие ценности», эсу их в ухо. Наш вид деградирует с каждой минутой, он насквозь болен. Когда ты вчера погадил в пакгаузе, ты закопал своё ксо? А вот живая кошка, сходив по нужде, закопала бы! Ты паразит, ты вошь, ты ничего не даёшь миру взамен! – Тони побелел от злости и глядел в пустоту.
– Почему я, Тони? – обиделся Гриб. – Не было такого…
– Хорошо, этот тухлый онорэ с полумесяцем, – очнулся одзи. – Но и вы все тоже! Вы так и останетесь паразитами, если сами не будете уничтожать гадов. О чем я говорил вам только сегодня? Никто не прислушался. Пока другие бичуют фашизм по голику, мы должны действовать. Кто же ещё? Земля – это священная корова. Кого она выберет – птицу, что клюет с неё блох, или блоху? А это что? – Он ткнул в скрюченного ифа. – Ну, я спрашиваю?
– Блоха! – крикнул Минору и заржал.