Одноклеточный
Шрифт:
Это был бедный Храм. Кому нужна его чистая вода? Я нацедил у входа в пластиковый стаканчик – воду здесь облучали ультрафиолетом. И богов было не очень много, поэтому молящиеся не толпились. Но все же мне тут понравилось. На каменных постаментах стояли колоссальные оригамки, и как только свернули такие? Я понюхал фигуру белого Будды. И правда бумага… Как будто читаешь старинную книгу.
Кажется, не зря меня сюда затащило. В углу стола целая группа катасиро – уродливых божков, на которых следовало скидывать все свои несчастья. И бумагу на них пустили особенную,
– Примите мою духовную грязь, – тихо сказал я богам. Прочие прихожане тоже что-то им внушали. Надеюсь, моих бумажных даров им будет достаточно. – Покажите верный путь среди нечистот. Или нет, о чем это я? Избавьте от пагубных влияний камайну и Шрама. Помогите выбраться из капкана совести. Симатта, снова я не в тему, извините. В общем, понятно я выражаюсь?
Больше ничего путного в голову не лезло, вот я и вышел из Храма. Полоску и фигуру человека я бросил в чёрный ящик у входа. Их теперь переполняли духовные нечистоты, и таскать такой плохой груз в кармане было опасно.
Чтобы разгрузить совесть по полной, я ещё у молитвенного терминала задержался. Тут через Инет можно было с богами пообщаться. Я почитал в гостевой книге проникновенные слова людей. «Я грязно ругалась на рынке и бросила осьминога в голову китайцу. Помолитесь за моё прощение, пожалуйста». Что написать? Я вспомнил Тадаси и его слова о тотальной слежке. Нет уж, пусть боги сами догадываются, какие у меня криминальные сомнения. Не признаваться же электронным ками, что я кражу задумал. Тогда они её предотвратят, и я попаду на каторгу. Лучше я потом шёпотом покаюсь, да хоть в этом же Храме.
Когда я к пансионату подрулил, мамаша вскочила со скамейки и раскланялась с подругами. Я приткнул байк на стоянке.
– Егор-кун, ты не говорил мне, что у тебя новый мотоцикл, – растерянно сказала мать. – Почему ты скрыл от меня, что тратишь такие деньги? А то мне наши бабки говорят – Егор твой на новом аппарате гоняет, откуда денег-то взял? Не верила ещё!
– Он не новый… Я повредил «хорнет», он сейчас в ремонте. К тому же сыпаться начал, старый ведь уже. Мне в мастерской дали на время этим попользоваться, пока не починят. Ты только оядзи не говори, а то он разозлится.
– Да, да, – покивала она. – Купил подарок?
Мы погрузились в лифт.
– Вот, гляди. – Я показал ей распечатку сигнатуры. – Давай отметим самые интересные источники данных. Например, из больниц разных, родильного дома и так далее – как твоя беременность протекала… Поездки ваши. Мне бы самому интересно было узнать, как мы жили двадцать лет назад. Скажем, начать где-то за годик до моего рождения, и до пяти лет. А то я ничего не помню.
– Что это? – слабо спросила офукуро и уставилась в мятую бумагу. – Зачем это?
Она вдруг выронила листок и стала падать, едва я успел её подхватить. Её старинный смарт воткнулся мне в бок своей острой гранью. Я испугался, что у неё какая-то болезнь обострилась, а мы в лифте, и робота-сиделки нет! К счастью, мы уже приехали на свой этаж, я помог матери выйти и закричал:
– Сюда! Доктор!
Ближайший медицинский автомат вскинулся и покатил к нам на полном ходу, разворачивая все свои лапы.
– Нет, – встрепенулась офукуро и твёрдо встала на ноги. Она была очень бледной и какой-то испуганной. Но робота отослала, даже простой укольчик не дала поставить. – Со мной всё нормально, просто голова закружилась.
– А, из-за лифта, – догадался я. – Так что насчёт флэшки с памятными кадрами?
– Нет, – резко ответила она. – Ему это не понравится. Я тоже против. Пора уже в будущее заглядывать, о перерождении думать, а не в прошлом копаться.
– Ты права… – пробормотал я. Мог бы и сам допереть.
В квартире, как обычно, орал голик – оядзи глядел очередную медицинскую рекламу и даже подскакивал от возбуждения. Крутили фильмец про инвалидное кресло. Как оно по ступенькам ездит и поднимает седока на два метра. Наверное, в толпе такое свойство удобно. Мол, и гироскопы там есть, и прочие навороты.
– Отличная штука! – вскричал отец, когда меня заметил. – Нравится, Егор?
– Ага, сбежать к этой сасеко с первого этажа хочешь, в окно к ней влезть, – проворчала мать. – Подъёмную коляску ему подавай.
– Да какая ещё сасеко? Сама такая! Всё, я в депрессии! А для мужчин она в сто раз опаснее. Тут мне и рак, и слабоумие, и сердечно-сосудистые, всё в куче. Смерти моей хочешь?
– А кто ночные очки в Инете заказал? Чуть не опоздала заказ отменить!
– Ну и как бы я отсюда в них смотрел?
– Это уж тебе видней, сукэбэ.
Папаша надулся, потом незаметно поманил меня, пока мать связывалась с роботом-сиделкой и заодно копалась у плиты. Я наклонился к оядзи, а он громким шёпотом спросил меня про экстази. У меня как раз было с собой две таблетки. Он тут же съел одну и снова стал счастлив. Очень не вовремя, потому что прикатил робот, и они с мамашей на пару насели на отца.
– Депрессия у тебя? – мстительно сказал она. – Будем лечиться!
– Мария! – завопил он.
– Давай-давай. Отличный метод. Мозги альфа-ритмами постимулируем, бинарными колебаниями всякими, слабоумие и пропадёт. Станешь сильный разумом старик, симатта.
Авто-сиделка вставила ему в уши по динамику, и он поначалу дёргался, хотел вынуть их, но мать не давала. А тут и экстази подействовал. Оядзи стало всё до лампы. Он расплылся в улыбке и расслабился на футоне с закрытыми глазами. Офукуро ещё протеина кап-2 ему в рот натолкала, таблетки три, и заставила проглотить. Штука хорошая, стабильность ДНК поддерживает – только мне она ни к чему. А то так и закоснею в тупости.
– Ну вот и славно, – сказала мать и отослала робота. Теперь можно было уменьшить громкость у голика. – Совсем уже с головой плохо стало, – устало добавила она и уселась.