Однокурсники
Шрифт:
— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо остановил его старший Гилберт, — но, прошу вас, дайте мне правдоподобное объяснение, почему такой мальчик, как Джейсон, — великолепно воспитанный, замечательный спортсмен…
— Папа, прошу тебя… — перебил Джейсон, все больше и больше смущаясь.
Но отец упорствовал.
— Можете вы мне сказать, почему ваша альма-матер не желает иметь в своих стенах такого студента, как мой сын?
Трамбал откинулся на спинку кресла и ответил:
— Видите ли, мистер Гилберт, я не осведомлен о том, как проходило обсуждение кандидатур
— По качественному составу?
— Да, знаете ли, — директор объяснял, сухо перечисляя факты, — при зачислении учитывается представительство по географическому принципу, преимущество имеют дети бывших питомцев университета — как в случае с Тони. Затем там следят, чтобы было представлено пропорциональное количество учащихся из средних и подготовительных школ, музыкантов, спортсменов…
Только теперь отец Джейсона стал понимать, что Трамбал имеет в виду.
— Мистер Трамбал, — поинтересовался он, сдерживаясь изо всех сил, — «качественный состав», о котором вы упомянули, — включает ли это понятие в себя религиозную составляющую?
— Вообще-то да, — ответил директор вежливым тоном. — В Йеле нет так называемых квот. Но у них при приеме есть, в некотором смысле, ограничение по числу студентов-евреев.
— Но ведь это незаконно!
— Позвольте с вами не согласиться, — возразил Трамбал. — Евреи составляют — сколько? — два с половиной процента от общего числа населения Америки. Готов поспорить, в процентном отношении Йель принимает по меньшей мере в четыре раза больше.
Гилберт-старший не собирался спорить. Ему стало ясно: этот пожилой человек точно знает, каков ежегодный процент поступления евреев в его альма-матер.
Джейсон испугался, что вот-вот грянет буря, и всей душой хотел этого избежать.
— Послушай, пап, я не хочу учиться в заведении, где меня совсем не ждут. Я считаю — к черту этот Йель.
Затем он повернулся к директору и произнес извиняющимся тоном:
— Простите, сэр.
— Ну что вы, — отозвался Трамбал. — Совершенно понятная реакция. А теперь давайте мыслить позитивно. В конце концов, у вас очень неплохой выбор. Некоторые даже считают, что Гарвард — лучший университет страны.
Тед Ламброс
Великий Бог, не надо мне богатства
Прошу, не дай в себе разочароваться,
Чтобы в делах смог воспарить я ввысь
И острым взглядом видеть все как есть.
Все чувствительные люди эгоистичны.
Он ходил на занятия, но жил дома. Он принадлежал к тому немногочисленному, почти незаметному меньшинству, кто по финансовым соображениям не мог позволить себе роскошь жить в кампусе вместе со своими однокурсниками. Эти
По иронии судьбы Тед Ламброс родился чуть ли не под сенью Гарвардского двора. Его отец Сократ, приехавший в Америку из Греции в начале 1930-х, владел весьма популярным ресторанчиком «Марафон» на Массачусетс-авеню, в двух шагах от библиотеки Вайденера.
В его заведении, как он частенько хвастался перед членами своего коллектива (иными словами, перед своей семьей), каждый вечер собиралось такое количество великих умов, что не снилось и платоновской Академии. Здесь ужинали не только философы, но и нобелевские лауреаты по физике, химии, медицине и экономике. И даже сама миссис Джулия Чайлд [5] однажды посетила это место, отметив вслух, что приготовленное его женой мясо барашка в лимонном соусе — «весьма занятное блюдо».
5
Знаменитая женщина-кулинар, автор популярных книг по кулинарии и бессменная ведущая телевизионных кулинарных шоу.
Более того, его сын Теодор ходил в Кембриджскую классическую гимназию, которая находилась в такой близости к священной территории университета, что сама считалась чуть ли не его частью.
А поскольку благоговейное отношение Ламброса-старшего к университетским преподавателям граничило с обожанием, то вполне естественно, что и сын его рос с единственным заветным желанием — поступить в Гарвард.
В шестнадцать лет высокий и смуглый красавец Теодор стал помогать отцу в качестве официанта, и теперь юноша мог напрямую обращаться ко всем ученым мужам, которые наведывались к ним в ресторанчик. И когда эти светила науки даже просто здоровались с Тедом, его уже бросало в дрожь.
Он все размышлял, отчего так происходит. В чем кроется сила обаяния преподавателей Гарварда, которую он успевал ощутить даже в те считанные секунды, когда быстро ставил перед кем-то из них тарелку с «клефтико»?
И как-то вечером наступил тот решающий момент, когда ему открылась истина. Оказывается, все дело в том, что его кумиры невероятно уверены в себе. Эти небожители источали апломб, сиявший вокруг них подобно ореолу, — и не важно, о чем они говорили: о высоких ли материях, или просто о достоинствах жены нового преподавателя.
Будучи сыном иммигранта в первом поколении, Тед особенно восхищался этой их способностью любить себя и ценить собственный интеллект.
И у него появилась цель в жизни. Ему захотелось стать одним из этих любимцев судьбы. Не просто студентом университета, но настоящим профессором. Отец разделял его мечту.
К большому неудовольствию остальных детей семейства Ламброс, Дафны и Александра, папочка за общим столом имел обыкновение напыщенно и высокопарно говорить о славном будущем Теда.