Однополчане. Спасти рядового Краюхина
Шрифт:
– Ага… Правильный ваш взгляд. Уголовкой тут и не пахнет. Просто… Странно все как-то. Ну, ладно. Артем! Будешь за главного.
– Понял…
Дим Димыч сноровисто выпрыгнул из раскопа и отряхнул руки.
– Пошлите, проведу по местам боевой и трудовой славы. Раньше мы копались на Десне, под Ельней, потом сюда сместились. Мишка потому и увязался за нами, что здесь его дед воевал. Где-то до седьмого мая они тут с другом вкалывали. Потом уехали и вернулись уже числа десятого. Причем не на «Ниве», как раньше, а на великах.
– На великах?
– Ну, да. Полиция, когда приезжала, велики эти нашла и с собой забрала. Мишка их в
Сырой низинкой между холмов вся компания вышла на берег ручья, через который легко было перепрыгнуть, и поднялась на длинную и плоскую возвышенность, заросшую соснами.
Место было удивительное. Здесь легко дышалось, сосны росли так густо, что закрывали солнце, но сравнение с сумраком даже в голову не приходило – Марлен сразу вспомнил, как в детстве составлял стулья и накидывал сверху одеяло. Сидеть в таком «домике», да еще с фонариком, было очень «таинственно» и очень интересно.
– Место силы, – приглушенно сказал Дим Димыч. – Заметьте: болото рядом, а комарье вообще не залетает. Тут один мой дружбан бывал, он археолог, так он набрел тут на черепки. Какая-то срубная культура. Говорит, что городища здесь не стояло, места маловато, а вот кумирня какая-нибудь, святилище древнее, – наверняка. Предки, говорит, ценили такие места. Да и потом… Вон там, где повыше, скит стоял, его еще сто пятьдесят лет тому назад спалили. Я об этом случайно узнал, поп один разговорился. Отшельник тут жил, святыню какую-то берег, а как помер, так и сгорело все. А вот тут, – поисковик неторопливо шагал к центру возвышенности, где ровная поверхность сменилась буграми да впадинами, – в тридцать восьмом лагерь был у артиллеристов. Они землянки нарыли, жили в них, склады организовали, а в сорок первом все тут разбомбили. Павел Иванович сюда приходил, стоял долго, думал всё, вспоминал, как оно было. А палатку Мишка вон там поставил, повыше, где «Зачарованное Место».
– Зачарованное Место?
– Ага. Мишка так говорил. Это где-то в книжке про Винни Пуха было, что ли. В старину тут капище стояло – Серега, это тот археолог, именно тут черепки свои наковырял. Потом на этом самом месте часовенку поставили, она вместе со скитом сгорела, а красноармейцы какой-то старый остов той часовенки приспособили – землянку соорудили. Вот такой тут культурный слой…
– И что Мишка? – Марлен вернул Дим Димыча к теме разговора.
– А что Мишка? – развел поисковик руками. – Тут и сказать-то нечего! Первый день, когда они тут копались, никто сюда не заглядывал. Мы только на третий день вспомнили, что никто к нам не заходил. В первый-то день раза три являлись – то заварки просить, то сахару, то у них черенок у лопаты сломался, чинили. Артем тогда сам к ним сходил, а тут никого! Мы еще, помнится, обиделись. Решили, что пацаны в Москву умотали. Возмущались, помню. Могли бы, дескать, и попрощаться зайти. А потом дня четыре проходит, и полиция нагрянула. Я сам их сюда провел, они тут все облазили и нашли велики – не здесь, а метров за двести отсюда, у болота. И все на этом. Ни следов, ничего.
– Понятно… – протянул Исаев. – Ну, спасибо вам. Мы тут еще побродим немного?
– Да ради бога!
– Наверное, палатку поставим. Но к вам заглянем обязательно!
Поисковик расхохотался и пожал Марлену руку.
Когда Дим Димыч ушел, настала тишина, чуть ли не первобытная. Казалось, вся цивилизация окрест сгинула и они остались вдвоем в каком-нибудь палеолите. Если бы в это время затрубил мамонт, Исаев нисколько бы не удивился.
– Тебе не жутко здесь? – негромко спросил Виктор.
– Да не то чтобы жутко… Странно как-то.
– Знаешь, а голова не болит уже!
– Вот! А я что тебе говорил? Пошли за палаткой.
– За палаткой? – вытаращил глаза Тимофеев. – Ты что, тут ночевать собрался?
– Почему я? – хладнокровно ответил Марлен. – Ты тоже.
– А я еще никогда не спал в палатке… – растерянно сказал Виктор.
– Вот и копи опыт!
Пока они перетащили из машины навороченную кемпинговую палатку «Алексика», пока установили ее, уже и стемнело. Поужинали с поисковиками – дорогой московский «паек» пошел на ура – так что «домой» возвращались уже в полной темноте. Синий луч мощного фонаря высвечивал тропу, отчего мрак вокруг еще сильнее сгущался.
– Так, я налево, – бодро сказал Исаев, заползая в свой спальный блок, – ты направо. Или меняемся? Мне лично все равно.
– Мне тоже, – уныло вздохнул Тимофеев. – Вот тебе и весь сказ…
Улегшись, Марлен долго слушал тишину. Лишь изредка задувал ветер, и тогда верхушки сосен сдержанно шумели. Угукнет ночная птица, и снова тишина.
Незаметно задремав, Исаев проснулся часа в два ночи – глаза уловили свет снаружи. Сонно поморгав, Марлен подумал, что это Витька решил до ветру сходить, а куда ж ему без фонаря? Еще бабайка схватит…
Улыбаясь, Исаев погрузился в сон.
Утром он встал свежим и отдохнувшим. Воздух, настоянный на хвое и смоле, омывал прокуренные и загазованные легкие. Ничего-то не болело, только аппетит разыгрался, но это как раз признак здоровья.
Идти к поисковикам Марлен поленился, да и толку? Те вставали рано, уже закопались небось. Вчера вон скелеты нашли с медальонами. Будут потом изучать в лаборатории, чья фамилия записана на листочке, вложенном в бакелитовый «смертный» медальончик, – чернила-то выцвели, и даже то, что было выведено химическим карандашом, уже не разобрать.
Хотя красноармейцы редко вкладывали в медальоны листочки со сведениями о себе. Да, если ты погибнешь и тебя похоронят, вскрыв медальон, то семье помогут. Но дело как раз в том, что у бойцов Красной Армии существовало стойкое поверье: если напишешь о себе в медальон, то тебя точно убьют.
Вот и получалось, что листочек с записью можно было найти в одном-двух медальонах из сотни. Это Марлену поисковики рассказали.
Исаев вскрыл мясные консервы, и они с Витьком слопали целую банку. Спиртного брать не стали, и Тимофеев выглядел вялым – непривычно ему было, чтобы утро, а он с похмелья не мается. Глядишь, так и привыкнет к трезвой жизни! Хотя… Нет.
А чем он ее заполнит тогда? Работой? Учебой? Что смеяться…
– Ну, давай, дорогой Ватсон, – потер руки Марлен, – осмотримся внимательно, поползаем с лупой.
– Дава-ай… – зевнул Тимофеев.
Битый час они ходили по высокому плоскому холму, плутали между сосен, но ничего не нашли.
– Дупель-пусто… – вздохнул Виктор.
– Похоже, – кивнул Марлен и осторожно спустился в большую, заросшую травой яму, к остаткам той самой землянки, которую построили на месте сгоревшей часовенки.