Однорукий
Шрифт:
— Я могу не думать, но не могу не чувствовать.
— Думай об этом как о том, что можно смыть с себя утром, и за что ты получишь двести баксов, а это чертовски много.
— Я не могу так легко стереть свою память.
— Ну ладно. Пожалуйста. Для меня. Давай закончим. Пошли!
Он пожимает плечами и идет за нею в кабину. Слышен звук моторной лодки, отплывающей от яхты. Олли напряженно вслушивается.
— Лодка придет за вами позже. У вас есть возможность
— Могу прожить и без этого. Когда мне заплатят? — спрашивает Олли.
— На этот счет не беспокойся. Что будете пить?
Кабина кажется заполненной туманом. Становится виден Олли, стоящий над безжизненным телом яхтсмена. Он роняет тяжелую медную подставку с книжной полки, и медленно, дрожа, склоняется над мертвым телом, чтобы вытащить у него из кармана деньги. Затем он выходит из каюты. На палубе Олли осматривается в густом тумане, затем прыгает в море. Он доплывает до берега, собирает свои вещи и исчезает.
Дождь на улицах Нью-Орлеана — как в начале — и снова Олли стоит на углу, одетый совсем не по погоде. Снова мужчина среднего возраста ходит мимо него туда и обратно, затем останавливается.
— Вы не боитесь простудиться, молодой человек?
— Нет. Я никогда не простужаюсь.
— И вам не холодно?
— Мне холодно. Я тоже человек
— Вам надо куда-нибудь пойти и согреться.
— Куда, например?
— У меня неплохая квартира и прекрасный выбор напитков.
— Где?
— Недалеко, во Французском квартале.
— Пойдем пешком, а деньги за такси вы отдадите мне.
Еще один гомосексуалист впускает Олли в свой дом. Это эстет чистой воды. Они стоят на улице у деревянной калитки, которую гомосексуалист открывает.
— Пройдя эти врата, вы попадете в иной мир.
— Мне не привыкать.
— Прошу вас в мой сад.
— А, все китайское.
— Нет, нет. Японское. Я включу освещение для вас. Зажигаются лампы.
— Бассейн очень мил, не правда ли?
— Никогда не видел ничего подобного.
— Все дно выложено перламутром — вы знаете, из ракушек. Бассейн обогревается, в нем живут тропические рыбки.
— Это что-то.
— Вы не ожидали увидеть такой сад в городе?
— Все вы, педики — извините, гомосексуалисты — художественные натуры. Антикварные лавки, сады вроде этого — ваша стихия. Но это что-то особенное. Эй, рыбка! Как дела?
— Пройдемте в дом по мостику. Олли соглашается, но когда они доходят до середины, мостик неожиданно рушится. Гомосексуалист вскрикивает.
— Такой мостик слишком хрупок для меня, — говорит Олли, бредя по воде.
— В выходные отремонтирую. У меня есть друзья, они смогут помочь.
— Я мокрый до колен.
— В доме я дам вам шелковый халат.
— Ага.
Они входят в дом. Он целиком в японском стиле.
— Каждое утро, перед уходом на работу, я создаю на этом столике новую икэбану.
— Создаете что?
— Композицию из свежих цветов, чтобы поставить ее в эту чудную синюю японскую вазу.
— Каждому надо что-то делать помимо своей постоянной работы.
— Что вы делаете помимо своей постоянной работы?
— По-моему, у меня нет постоянной работы, если не считать, что охота за клиентами может быть постоянной работой. Я все время занят, но и постоянной работой это не назовешь. Слишком уж она непостоянная с общественной точки зрения. Это подпольная и противозаконная работа, поэтому она должна хорошо оплачиваться. Вы меня понимаете? Я думал, никому не нужен будет парень с одной рукой. Но я ошибался. Это никого не отпугивает. — (Горько): — Калеки привлекают.
— У вас прекрасное лицо и такое великолепное тело.
— Искалеченное тело.
— Почему бы вам не забыть об этом?
— А вы бы попытались забыть об этом, если бы хотели быть спортсменом?
— Ну, я никогда не пытался быть спортсменом.
— Я так и думал.
— Вам надо выпить.
— Я предпочитаю быть абсолютно трезвым, когда работаю.
— Я бы не хотел, чтобы вы думали об этом как о работе.
— Да, но я собираюсь работать, и мне кажется, мы должны обсудить вопрос, сколько я получу за эту работу.
— Когда молодой человек уходит, я кладу в его карман чек, и поэтому тут нечего обсуждать.
— Но я хочу знать сумму, которая будет проставлена.
— Я так много трачу на свой сад.
— Я понимаю. Но для меня это ничего не значит.
— Ремонт мостика через бассейн обойдется мне в копеечку.
— Я не ломал его нарочно. Вы велели мне пройти по мостику.
— Я не спорю, но -
— Здесь не о чем спорить. Я кое-что стою, и не собираюсь менять свою цену, оттого, что японские мостики рушатся, и я падаю в воду. Видите ли, проституты не состоят в профсоюзе, каждый из них имеет свою собственную цену, и если не получает ее, несет убыток Может он пойти и получить пособие по безработице, если его никто не снимет на его углу или в его — где он там обретается? Может он сказать в бюро по трудоустройству — я проститут, меня клиенты не снимают? Ответ можешь произнести по — японски. Нет, у меня есть твердая цена, и я ее держусь. И я хочу знать, получу я ее или нет.
— Пять?
— Может быть, пять лет назад, сейчас я меньше двадцати не беру.
— Вы сказали — десять?
— У вас проблемы со слухом, или это от жадности?
— Вы сказали -
— Я сказал — ДВАДЦАТЬ.
Второпях входит компаньон гомосексуалиста, суетливый мужчина лет пятидесяти.
— Мостик сломан! — замечает компаньон.
— Молодой человек прошел по нему, и он развалился.
— Мне надоело слушать о сломанных японских мостах. Штаны у меня высохли, и я ухожу.