Однорукий
Шрифт:
Матросы возвращаются в машину.
— Глория Блейз, Глория Блейз! А сама старше моей матери, — жалуется один из моряков.
— Свинья, — вторит ему второй.
— Слам, слам, бам, бам, алла казам, отправляюсь к небесам, — напевает Олли.
— Целую ночь! Представьте себе — слушать это всю ночь! — говорит моряк и садится за руль.
— Ты не слышал, что я сказал? Я поведу, если вы напьетесь.
— А пошел ты… Садись сзади.
— Или я поведу эту развалину, или поезжайте без меня, я доберусь на такси, — говорит Олли решительно,
— Ну и пошел ты, лови свое такси!
— Такси! Такси! — отбегает от машины Олли.
— Олли воображает себя обезьяним дерьмом, пускай катится!
— Ну, где твое такси, Олли?
Такси нет. Олли возвращается на заднее сиденье машины. Ссоры не вышло, и вскоре все вместе они запевают припев «Слам, слам, бам, бам, алла казам, отправляюсь к небесам…»
Машина на высокой скорости приближается к тоннелю. Все хором распевают: «Слам, слам, бам, бам, алла казам, отправляюсь к небесам…»
Визг тормозов, машина исчезает, накрытая грузовиком. Страшный треск в тоннеле.
Вход в больницу. Надпись «Hotel Dieu».
Олли сидит на крыше с другими, более или менее — призрачными пациентами. Он в инвалидном кресле. Сияние, которое исходило от его молодого лица до несчастного случая, исчезло. Он немного зарос светлой бородкой; глаза его неподвижно направлены на солнце. Входит медсестра; она немного сбита с толку, но терпелива, больше, чем это требуется ей по профессии.
— Олли, ты что, хочешь, чтобы у тебя морщинки появились от солнца? В твоем-то возрасте? (Ответа нет)
— У нас есть темные очки. Принести тебе пару?
— Спасибо, нет, мисс…
— Олли, тебе не нужно инвалидное кресло… Если у тебя не все в порядке с равновесием, лучше попробуй походить с костылем.
— В моем возрасте я не хочу пользоваться костылями.
— Но инвалидное кресло хуже, можно подумать…
— И при виде костыля можно подумать то же — калека.
— Олли, ты слишком близко принимаешь к сердцу этот — несчастный случай, эту — потерю, как-то по — детски. Подумай об этом. Ты привыкнешь к этому, когда-нибудь — ты даже забудешь обо всем этом…
— Подумать, привыкнуть, забыть — спрятаться под одеяло? — Я спросил, что означает название нашей больницы. Сказали: «Отель ДьЮ», по-французски — Отель Бога. Вот уж не думал, что Он замешан в гостиничном бизнесе.
— Олли, не так громко. Многие пациенты здесь — при смерти.
— Я заметил, что они плохо выглядят. Ладно. Когда я покину Отель Господа Бога, мне не нужны будут ни кресло, ни костыли, я собираюсь ходить на своих двоих, вот так. Инвалидное кресло — пошло оно — извини… Знаешь, почему они усаживают меня в кресло? Чтобы возить меня туда, куда они захотят, и когда захотят.
— «Они, они»… Кто это — «они»? Олли, мы — просто санитары и сестры и пришли в медицину, потому что хотели помогать людям…
— На
— На тринадцатом…
— Но вы не называете его тринадцатым, вы называете его 12а.
— Многие люди, особенно пожилые, суеверны…
— К черту суеверия — извини…
— Джимми, санитар говорит, что ты не даешь ему побрить тебя, и еще он говорит, что ты не выйдешь из своей палаты, если тебя будут брить.
— Я нигде не собираюсь оставаться. Меня прикатили сюда, без моего — разрешения, не спрашивая, запишите это в свой кондуит. А что касается этого санитара, то когда он купал меня, то пытался поиграть с моим…
— Олли, пожалуйста, потише… Тебя укатить обратно в палату?
Олли качает головой.
— Мы знаем, как тебе тяжело смириться с потерей руки.
— Да?
Она заходит к нему сзади и касается его плеч.
— Я ничего не хочу.
— Не хочешь, чтобы у тебя восстановился интерес к…
— К боксу? К жизни?
— Конечно, бокс не жизнь для тебя теперь. Тебе надо привыкнуть к твоей потере. Здесь каждый должен приспособиться к потере, многие — к более страшной, чем у тебя. Я могу показать тебе старые и безнадежные случаи, но люди приспосабливаются, позволяют себе помочь, в отличие от тебя.
— Спасибо за профессиональное терпение.
— Это — личное.
— Я буду позволять себе помогать, я как раз думаю, каким образом.
— Я слышу, обед разносят. Я отвезу тебя назад.
— Спасибо, я не голоден.
— Хочешь еще позагорать?
Олли кивает. Медсестра выходит. Олли подкатывает коляску ближе к краю крыши. Затем быстрым, неловким движением выпрыгивает из кресла и карабкается на низкий карниз. Крики пациентов. Он не успевает прыгнуть, его сзади хватают мужские руки. Он падает на пол. Резкий звонок. Двое санитаров тащат его, ругающегося, отбивающегося, назад в коридор.
Клубящийся туман, в котором становится виден Олли. Он сидит на скамейке на Першинг-сквер в Лос-Анджелесе и ест хот-дог. За скамейкой стоит молодой человек, немного похожий на призрак — искусственно осветленные волосы, подведенные бледные глаза, неестественно подрисованные губы. Он обходит скамейку, подходит к Олли, начинает с ним говорить.
— Я вас никогда не видел в парке прежде.
— Наверное, потому что я никогда в нем раньше не был.
— Не возражаете, если я сяду?
— Вы уже сидите.
— Надеюсь, что вы не возражаете.
Молодой человек садится очень близко к Олли, тот немного отодвигается, засовывает в рот последний кусок хот — дога и облизывает соус с пальцев естественным движением животного.
— Дать платок?
— Спасибо, не надо.
Молодой человек пугает Олли, пытаясь платком вытереть соус с его подбородка.