Одноухий

Елисеев Юрий Юрьевич

– Мне всегда здесь становится жутко. Здесь находится место силы,.. ну такой, которая связана не с нами – мне кажется, здесь портал.

– Чево!? – не понял Одноухий. – Какой портал? Это что такое?

– Это, мой юный друг, дверь. – терпеливо ответил Прищуренный. – Дверь. Куда можно войти и, когда нужно, выйти обратно.

– Зачем?

Прищуренный снисходительно взглянул на Одноухого.

– Всё потом. Слушай, что тебе надо сделать. Когда я заверчусь в круг и меня затянет в портал, ты, через какое-то время, дёрнешь за веревку и вытащишь меня обратно. Понял?

Не дожидаясь ответа, Прищуренный сунул остолбеневшему Одноухому конец верёвки и отошёл

в середину склада. Затем он, сначала не спеша, а затем всё быстрее, стал гоняться за своим хвостом, пока не слился в единую вертящуюся воронку. Он, словно торнадо, вертелся всё быстрее и быстрее и, вдруг, исчез. На пыльном полу осталась верёвка, к которой он был привязан за ногу. Одноухий сосчитал до двадцати и потянул за неё. На другом конце он почувствовал сильные рывки, словно большая рыбина билась на крючке. Несколько мгновений продолжалась борьба, после чего, из воздуха, подобно джину выскочил Прищуренный держа в лапах охапку диковинных растений.

– Ву а ля! – воскликнул довольный любитель природы. – Всё достаточно просто!

– Что это? Как?..

Одноухий напрягся – то, что он видел никак не походило на средство для окрашивания. Но первое разочарование быстро сменилось жгучим любопытством, и в голове Одноухого завертелись вопросы: – «Как это работает, что там за порталом, где это?» Его аж затрясло – за свою недолгую жизнь он, кажется, именно этого и ждал, ждал, как некого чудесного явления, знака, который в детстве приходил вместе с запахами окружающего мира… Может это и есть вход в звезду Кац?

– Да ничего особенного, комната десять на двенадцать, наверно оранжерея..– перебил его фантазии Прищуренный, разглядывая добытое растение. Он проглотил несколько семян растения и уточнил. – Может поболее.. там деревья, всякие ништяки, всё то, о чём ты когда-нибудь мечтал…

Явилось запоздалое озарение и Одноухий, чуть заикаясь, спросил:

– Ты что – псих?

– Сейчас – да. – широко ощерившись мяукнул Прищуренный. – Здесь, в подвале, Санабис – это самый безопасный уход от реальности. Хочешь попробовать?

– Нет, – ответил Одноухий, распрощавшись с мечтой о звезде Кац и Белом принце. – Мне бы масть поменять.

– Ну хорошо..– сказал подобревший Прищуренный. – Будет тебе перманент.

Он не обманул. В соседнем помещении состоялось таинство окрашивания. Вылезши из чана, который на поверку оказался пустым лишь на треть, Одноухий долго тряс лапами проклиная липкую жижу, непривычно сковавшую движения. Прищуренный, разомлев от действия Санабиса, глупо улыбаясь, пропел масляным голосом.

– Совсем другое дело. Теперь ты самый чёрный из всех самых чёрных котов. Углекоп одним словом… И ещё..– Прищуренный умолк, вроде бы подыскивая слова, способные быть понятными неискушённым слушателем, и сообщил: – Похоже, теперь и ты будешь обладать способностью перехода. – и, увидев немой вопрос в глазах Одноухого, добавил. – Способностью перехода через портал. Ты послушай, что я тебе расскажу. Всё произошло случайно. Сошлись, так сказать, в одном месте все элементы таинства. Вот здесь, год назад, я сделал, сам того не желая, этот самый переход.

Одноухий, слушая его, застыл с отвисшей челюстью. Такого он не мог себе даже представить – средство от тараканов, на самом деле, было средством переноса в другой мир.

– Что же это за гадость такая? – спросил он с опаской глядя на чан с зельем. – Откуда здесь?

– Вот и я хотел бы знать! – воскликнул Прищуренный. – Я поначалу, голову сломал, а потом рукой махнул. Я тебе так скажу: – «Не нашего ума это дело – есть и ладно».

Прищуренный умолк, видимо

размышляя о природе чудесного явления. Подойдя поближе, Одноухий уставился на растения разложенные на полу. Красиво очерченные листья и метёлки с многочисленными семенами источали сильный волнующий запах. Одноухий почувствовал легкое головокружение.

– Как это было? – спросил он, имея в виду иное измерение.

Прищуренный поднял голову к потолку, разглядывая замысловатые узоры паутины и сообщил следующее.

– Тут вот какое дело… В общем, когда я тебе рассказал о конфузе с любовной историей и опрокинутым чаном, я не всё поведал. Я тогда жутко испугался. Подруга моя стремительно исчезла, бросив меня в истерике, граничащей с умопомешательством. Я, ополоумел, метался по складу, прыгал по стенам, истошно и страшно орал охрипшим голосом и, наконец, завертевшись волчком, толи испустил дух, толи потерял ощущение реальности.. В общем я очнулся в другом месте, среди нестерпимо режущего света, в стеклянной комнате, заполненной невиданными деревьями и растениями. Это был переход.

– Ты сказал, что и я могу обладать этой способностью. – напомнил Одноухий.

Прищуренный какое-то время в упор смотрел на него, затем, с сомнением в голосе, произнёс.

– Ты, пожалуй, пока не пройдёшь. Нет в тебе ни куража, ни наглости. Здесь нужен особый ментальный настрой, своего рода помешательство, радикальное изменение сознания. – Прищуренный умолк раздумывая над мыслями по этому поводу и, словно прийдя, наконец, к нужному умозаключению, произнёс. – Но с другой стороны, если моё предположение верно, в тебе, кроме моих ген, есть и мой характер. Поэтому не все потеряно – признался новоиспечённый папаша. – Я только сейчас это понял. Посуди сам: белого окраса в этих местах отродясь на было – это раз, три года назад, будучи здесь «на случке», я, видимо, оплодотворил твою мамашу – это два, и, наконец, ты щуришься точь в точь, как и я – это три. Похоже, в самом деле, ты мой сын!

Так Одноухий, сам того не желая, неожиданно, обрёл отца. Не то чтобы он не хотел найти его, просто сделать это было чертовски сложно, так как папаши, обычно исполнив свою миссию, быстро исчезали в мартовской ночи и больше никогда не проявляли интереса к будущему потомству. Жизнь научила его доверять лишь себе. Он вырос в одиночестве. Появление папаши уже не имело большого значения. Новость эту надлежало поместить в метрику, в графу: «отец» и жить дальше той жизнью, которую он вёл до сих пор.

Он, наверно, так и поступил, если бы не случай, развернувший течение этой жизни совсем в другом направлении. Буквально через неделю после обретения сынка, Прищуренный потащил Одноухого на дальнюю помойку, там, где, в одной из пятиэтажек находился гастроном «Океан». Предприятие это было достаточно опасным делом, поскольку помойные баки находились на территории контролируемой враждующими между собой стаями собак и кошек, у которых на фоне межвидового антагонизма, было одно общее чувство – лютая ненависть к чёрным котам. Этот факт заставлял многих любителей рыбных деликатесов отступать перед столь явной опасностью, довольствуясь ментальными ощущениями когда-то попробованных голов и потрохов. Многим этого бывало достаточно, но только не потомственному анархисту. Идти решено было рано утром, когда на улицы района опустился холодный молочный туман. Шли тихо, медленно и осторожно ступая по пустынной дороге ведущей к магазину. «Держи меня за хвост, но не прижимайся». – напутствовал Прищуренный, давая последние вводные. – «Когда подойдём к бакам – гляди в оба! Сразу не лезь. Крикну: «Атас!» – беги что есть силы!»