Одри, герцогиня Йорк
Шрифт:
Амулет Хозяина совершенно точно указал на сидевшего рядом с ней человека, и пусть артефакт светился едва-едва, но сердце старика однозначно подходило для ритуала. Получается, Нолан был замечательным человеком, со светлыми помыслами, ни разу в жизни не причинивший никому зла. Старый священник являлся неистинным магом со слабым даром целителя, его душа полнилась любовью ко всему живому, а это редкость, если учесть, где он жил и кто его окружал. Аманида давно пришла к выводу, что святость безнадёжно прогнила. Но дотянуться до желанного Нолана и вырезать его сердце пока не представлялось возможным. Она также знала, что где-то в мужской святости содержат бастардов с магическими способностями, вот только до них добраться ещё сложнее, свои сокровища раббаты стерегут пуще любого золота. Впрочем, среди неистинных редко когда находятся нужные ей люди.
– Да, завтра поутру покинем эти благословенные стены. Я соскучилась по сыну, – медленно кивнула Её Величество и услышала, как тихо, облегчённо выдохнул раббатор. Старик явно что-то чувствовал, некий алчный интерес к своей персоне, идущий от венценосной особы. Кровь в его жилах стыла, стоило заглянуть в чёрные омуты Аманиды.
– Вот и славно. Я буду молиться за вас, за вашу душу, – вдруг сказал Нолан, искренне веря в силу Всевышнего. А потом, преодолев свой необъяснимый страх, наклонился вперёд к королеве и добавил: – Всевышний всемилостив, он простит всё, нужно лишь искренне его о том попросить.
Раббатор степенно покинул помещение, стараясь не показать, как ему на самом деле поскорее хочется отсюда уйти. Поручить какой-нибудь раббатисе донести радостную весть до Её Величества он не мог, это была его прямая обязанность, перекладывать которую он не имел права, но жуткая гостья пугала старого служителя до дрожи, до спазмов в животе. И Нолан был искренне рад, мысленно испросив прощения у Всевышнего за такие чувства, что вскорости Аманида покинет стены Ромейской святости, и будет как можно дальше отсюда. Но на краю сознания свербело уже несколько недель, потому он принял сложное решение и теперь должен был обсудить всё с Его Святейшеством.
Настоятель в сопровождении двух воинов, шагал по тёмным коридорам святости. Вниз по витой лестнице и дальше, к задним дверям. Оказавшись снаружи, на мгновение замер, чтобы вдохнуть полной грудью свежий весенний воздух, благоухающий цветущими растениям. Слух ласкало пение птиц в густом лесу, что вздымался за высоким каменным забором.
Несмотря на тепло, раббатор зябко повёл плечами. Интуиция, ни разу его не подводившая, кричала, что нужно поспешить.
Между двумя зданиями шла невысокая общая ограда, в ней была неприметная дверца. С тихим скрипом створка распахнулась, и настоятель ступил на протоптанную тропинку, он пересёк двор и вошёл в мужскую часть Ромейской святости.
И снова путь по таким же тёмным, пахнущими сыростью коридорам, через многочисленные анфилады, подъёмы и спуски. И всюду его пропускали, кланялись не потому, что должно, а потому, что раббатора Нолана искренне любили.
Наконец, вожделённая цель была достигнута: настоятель и его телохранители остановились перед двустворчатыми резными дверьми, за которыми находился кабинет Его Высокопреосвященства Орана.
Дюжие воины, стоявшие по бокам от входа, даже не шелохнулись, когда мимо них прошли поздние посетители. Раббатор шагнул в приёмную, обстановка которой резко отличалась от серости коридоров, здесь даже пахло иначе – цветочными благовониями, ни намёка на сырость с тонким шлейфом плесени. На чисто выметенном полу лежат светлый, толстый, искусно сотканный ковёр. У одной стены горел камин, у другой стояли шкафы, забитые свитками и тяжёлыми, в кожаном переплёте, фолиантами.
Секретарь Святейшества удивлённо вскинул светлые брови, быстро вышел из-за стола и вежливо поклонился:
– Раббатор Нолан? Что-то случилось?
– Да, Гарри, мне нужно срочно поговорить с Его Высокопреосвященством.
– Подождите, я у него спрошу. Но, если честно, Его Святейшество сегодня сильно не в духе, – понизив голос, поделился Гарри, – боюсь, в аудиенции вам будет отказано, – и, снова поклонившись, исчез за ещё одной дверью.
Долго ждать не пришлось, юркий секретарь вскорости возник перед настоятелем:
– Его Святейшество ожидает вас, – и, предупредительно распахнув створку, посторонился, пропуская Нолана вперёд.
Глава всех святостей Аскалы восседал в широком, украшенном искусной резьбой, кресле за не менее внушительных размеров столом с полированной столешницей и что-то писал, деловито поскрипывая острозаточенным пером.
Раббатор поклонился.
Ждать пришлось недолго: Оран отложил перо, поднял глаза на посетителя и, задумчиво пожевав губами, спросил:
– Лично сообщил Её Величеству о приказе короля?
– Да, как вы и сказали. Королева очень обрадовалась.
– Присядь, – кивнув на стул напротив, Оран сложил пальцы домиком, и молча дождался, пока Нолан устроится на сиденье. – Ты хотел со мной о чём-то поговорить?
– Да, Ваше Святейшество, – замешкавшись на секунду, Нолан продолжил, – хочу оставить пост, уехать в деревеньку, и закончить свои дни, тихо служа Всевышнему в небольшой святости.
– Даже так? – Оран мысленно возликовал: он давно хотел убрать Нолана с глаз долой, но опасался вызвать ненужные сейчас возмущения, ведь раббатора любили. А раз тот решил всё добровольно, то удерживать его Святейшество и не подумает. – Как раз освободилось одно место. Вот только готов ли ты стать простым раббатом?
– Да, готов. И куда же ехать? – заинтересованно качнулся вперёд собеседник.
– В город Друидор, что в герцогстве Йорк.
– Заворожённый лес, значит? – выдохнул отец Нолан, отчего-то будущее место служения благодатью разлилось по сердцу.
– Если не хочешь, я подберу что-то другое, но тогда придётся подождать, – неправильно трактовал реакцию Высокопреосвященство.
– Нет-нет! Я поеду в Друидор!
Утром следующего дня два экипажа почти в одно и то же время из разных ворот покинули стены Ромейской святости: первый покатил в ближайший городок, второй – на северо-восток, к далёким землям герцогини Йорк.
Глава 12
– Блеск! – выдохнула я, рассматривая первый в этом мире октаэдр на просвет. Грани переливались бриллиантовыми всполохами, завораживая, удивляя и восхищая идеальными краями. – Мастер Питер, – посмотрела на молодого человека лет двадцати пяти, невысокого и спокойного, как удав, – у вас золотые руки! Вы волшебник!
– Что вы, леди Одри, – мужчина смущённо потупился, но был, несомненно, польщён, – это моя работа. Которую я люблю.
– И это видно, – улыбнулась я, – я могу забрать октаэдр?