Одураченный Фортуной
Шрифт:
— Я могу изменить имя! — воскликнул полковник, осененный внезапным вдохновением. Затаив дыхание, он смотрел на задумавшегося Олбемарла.
— Может найтись кто-нибудь, кто знал вас раньше, — заговорил герцог, — и кто с удовольствием разоблачит обман.
— Я готов рискнуть, — весело говорил Холлс, оправившись от безнадежности, в которую поверг его пространный монолог Олбемарла. — Я рисковал всю жизнь.
— А как же я? — осведомился герцог, в упор глядя на него.
— Вы?
— Мне ведь придется участвовать в этом обмане.
— Можете не сомневаться, что я вас не выдам.
— И тем не менее, мне придется
Черты лица Холлса постепенно вновь обретали мрачное выражение.
— Вы понимаете меня? — печально спросил герцог.
Но Холлс не желал понимать. Приподнявшись в кресле, он оперся руками о стол.
— Но в военное время, когда Англия нуждается в опытных офицерах, должно же быть какое-то оправдание для…
И снова Олбемарл покачал головой, его лицо было серьезным и печальным.
— Для лжи не существует оправданий.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, и Холлс пытался скрыть охватившее его отчаяние. Затем он медленно опустился в кресло. Некоторое время он сидел, уставившись на полированный пол, потом вздохнул, пожал плечами и потянулся за лежащей рядом шляпой.
— В таком случае… — Холлс сделал паузу, чтобы проглотить комок в горле, — … мне остается только откланяться…
— Нет-нет! — Герцог склонился вперед и положил ладонь на руку посетителя. — Мы не можем расстаться таким образом, Рэндал.
Холлс смотрел на него, все еще изо всех сил стараясь сохранить самообладание. Он печально улыбнулся.
— У вас полно дел, сэр. На ваших плечах бремя государства, ввергнутого в войну, а я…
— Тем не менее вы останетесь пообедать.
— Пообедать? — переспросил Холлс, спрашивающий себя, где он будет обедать в следующий раз, ибо разоблачение состояния его дел должно было неминуемо последовать за неудачей попытки их улучшить, и комфорт «Головы Павла» станет для него недоступным.
— Пообедать и возобновить знакомство с ее светлостью, — Олбемарл встал и отодвинул кресло. — Она, безусловно, будет рада вас видеть. Пойдемте. Обед уже подан.
Холлс медленно и неуверенно поднялся. Его самым большим желанием было покинуть Уайт-холл и остаться наедине со своими горестями. Тем не менее, он подчинился, дабы не сожалеть впоследствии о своем отказе. К тому же его душу согрела мысль о доброжелательном приеме со стороны ее светлости.
Когда Олбемарл провел его в соседнюю комнату, массивная, неопрятного вида женщина уставилась на гостя, затем хлопнула себя по бедрам, выражая свое изумление, и бросилась к нему навстречу.
— Клянусь Богом, это же Рэндал Холлс! — воскликнула она. Прежде чем полковник смог догадаться о ее намерениях, женщина, вцепившись ему в плечо, приподнялась на цыпочки и чмокнула его в щеку. — Джорджу повезло, что он привел вас в качестве оправдания. Обед стоит уже десять минут — хорошее мясо стынет и портится! Ну, пошли! За столом расскажете мне, какая удача привела вас сюда.
Взяв гостя под руку, она повела его к столу, который мистер Пепис, обладавший пристрастием к земным благам, описывал заваленным дрянным мясом и грязными тарелками. Стол и впрямь походил на герцогский не более, чем его хозяйка на герцогиню. Нэн Кларджес, дочь и вдова кузнеца, была ранее швеей и любовницей Монка, когда лет двадцать назад его заключили в Тауэр note 38 ,
Note38
Замок-крепость в Лондоне, до 1820 г. главная государственная тюрьма
У нее было мало друзей в том мире, где ныне вращался ее супруг, а прежние друзья давно исчезли из ее поля зрения. Поэтому она хранила добрую память о тех немногих, кого могла назвать этим именем. Одним из них был Рэндал Холлс. Из глубокого уважения к Монку, а отчасти из природной доброжелательности он в ранние дни брака Монка выказывал должное почтение к его супруге, к которой большинство друзей и соратников мужа относились с нескрываемым презрением. Миссис Монк холила и лелеяла это почтение, как может делать только женщина в ее положении, и память о нем запечатлелась в ее голове навсегда.
Кларендон, подобно многим, не выносивший супругу Монка, охарактеризовал ее следующей фразой: «Nihil muliebris praeter copus gerens» note 39 . За ее неопрятной внешностью он не разглядел женское сердце, быстро откликающееся как на ненависть, так и на любовь. Холлс мог бы просветить его на этот счет. Но, увы, они никогда не встречались друг с другом.
Самое незначительное добро, сделанное нами на протяжении жизненного пути, может явиться семенем, дающим богатый урожай, который понадобится нам в час нужды.
Note39
«Ничего женского, кроме тела» (лат.)
В данный момент Холлс хорошо это понимал. За обедом хозяйка засыпала гостя вопросами, пока не вытянула из него информацию не только о состоянии его кошелька, но и о причинах возвращения в Англию, надеждах, которые он питал, и разрушении этих надежд ее супругом. Последнее привело в ярость достойную леди.
— Черт возьми! — завопила она на своего повелителя. — Ты дал Рэндалу от ворот поворот, словно нищему попрошайке?!
Честный и бесстрашный Джордж Монк, всю жизнь твердо шагавший прямой дорогой и не боявшийся ни одного человека, включая самого короля, которого он посадил на трон, опустил гордый взгляд перед сварливой мегерой. Как вам известно, Монк был храбрым солдатом, в одиночку усмирившим мятежный полк в Уайт-холле, который спасовал перед его властностью. Но своей вульгарной и скандальной герцогини он, возможно, страшился больше, чем другие люди страшились его.
— Видишь ли, любовь моя, не в моих возможностях… — неуверенно начал он.
— Не в твоих возможностях! — с презрением прервала его она. — Скудные же у тебя возможности, Джордж, если они не позволяют тебе помочь другу!
— Я могу помочь ему угодить на виселицу, — запротестовал Монк. — Имей терпение и дай мне объяснить.
— Видит Бог, я нуждаюсь в терпении! Ну, говори!
Герцог мягко улыбнулся, как бы подчеркивая снисходительное отношение к неподчинению его власти. Не обращая внимания на прерывающие его речь презрительные возгласы, он описал ситуацию столь же подробно, как только что описывал ее Холлсу.