Офелия
Шрифт:
Услышав шёпот мальчишек, за дверью своей комнаты застучали когтями по полу бишоны. Питер дёрнул Йонаса за руку и взглядом указал наверх: пошли на чердак. Йон сморщил веснушчатый нос: не, я домой. Тогда Питер привстал на цыпочки и шепнул ему на ухо:
– Поговорить. Важно. На троих.
Когда они вернулись на чердак, Кевин уже не спал. Сидел в гнезде из одеял и протирал очки краем пододеяльника. Вид у мальчишки был обиженный.
– Значит, вам вдвоём дружить интереснее? – сурово спросил он, как только Питер и Йонас переступили порог.
–
– Я проснулся! – огрызнулся Кевин. – А вы слиняли! Как девки, в самом деле. Пошептушки за спиной, да? Вроде, мы втроём дружим? Или уже нет?
– Кев, вот ты сейчас точно обижаешься, как девчонка, - с укоризной сказал Питер и присел на матрас рядом. – Мы вернулись. Что ты завёлся спросонок?
– Ага, всё без меня обсудили и вернулись! – Кевин чуть не плакал с досады. – Вчера всё переглядывались за столом, а я сидел рядом с вами, как… как…
– Еврей, ну уймись, а? – зевнул Йонас и уселся в старое поломанное кресло, одну ножку которого заменяла стопка старых книг, обёрнутых наволочкой. – Я слинять хотел пораньше, а Пит меня заловил и обратно привёл.
– Врёте вы всё, - Кевин скривился, нацепил очки и зашарил под подушкой в поисках шорт и рубашки. – Я вам просто не нужен.
– Кев, если у тебя с утра поганое настроение – не порть его всем, - не выдержал Питер. – И ещё: если бы ты не был нам другом, мы рассказали бы тебе про план по освобождению Офелии?
Кевин натянул шорты на тощие ноги, сурово зыркнул в сторону Йонаса и буркнул:
– Знаешь, плохой у вас план.
– Знаешь, мы это уже слышали, - сдержанно отозвался Йон. – Предложи свой.
– А давайте я сперва выскажусь, а вы послушаете? – с нажимом произнёс Питер и, дождавшись одобрительных кивков, заговорил: - Йонас, Кев уже в курсе: у нас не будет «Посейдона». Отец его продаёт в ближайшее время.
– Твою мать… - простонал Йон, откидываясь на спинку кресла. – Это единственная проблема?
– Нет. Кев, скажи про воду.
Тот торопливо покивал, шмыгнул носом и скороговоркой проговорил:
– Офелия пресноводная, океан может ей повредить, подумай об этом.
– Это всё?
Питер и Кевин переглянулись.
– Офелия не доберётся до Дрездена, - вздохнул Питер. – Туда нет пути по воде.
– Я буду с ней, - спокойно сказал Йонас. – Вы что, ещё не поняли?
– Ты спятил? – вскричали ребята хором. – Это самоубийство!!!
– Ла-Манш я точно переплыву. А дальше… и дальше тоже.
– Там война! – заорал Кевин, вскочив с места. – Куда ты её потащишь? В самое пекло? Я не спрашиваю, как, но ты…
– Не ори. Нет никакой войны. Вам врут. Как врут всем, кто находится за пределами «пятна междумирья».
Голос Йонаса звучал спокойно и устало. Питера от его тона знобило. Как будто не Йонас сидел напротив него, а что-то нечеловеческое.
«Тысяча видов дождя… - вспомнил мальчишка. – Йон, что ты теперь такое?»
– Йонас, не лучше ли оставить Офелию здесь? – предложил Питер неуверенно.
Зелёные глаза друга полоснули
– Это трус в тебе говорит, а, Питер Палмер? Предлагаешь оставить её в яме с водой, кормить дохлой рыбой всю оставшуюся жизнь, да? Как думаешь, сколько она протянет? Переживёт ли хотя бы одну зиму? – в голосе Йонаса плескались горечь и яд. – Что ещё твой папаша придумает для неё? Пит, а ты похоронить её сможешь своими руками, когда она умрёт?
– Прекрати! – голос сорвался в слезливый визг, Питер протяжно всхлипнул. – Вас и есть-то трое в моей жизни: ты, Кев и она! И ты думаешь, мне легко потерять двоих из вас навсегда? Думаешь, я прощу себе, если вы погибнете? А вероятность этого…
– Громадная, - мрачно вставил Кевин. – Нацист ты эгоистичный, вдумайся. Ла-Манш тебе не бассейн. А Офелия…
– Должна быть свободна, - перебил его Йонас.
– Она должна быть жива! И ты тоже! Нет равенства между жизнью и свободой, идиот! – заорал Кевин.
У Питера в голове было пусто, как в спортзале после занятий. Лишь скакал по полу мяч, гулко ударяясь: бум, бум, бум. Шестьсот пятьдесят миль только по суше. Сотни миль Северным морем до Кильского канала.
– Блюм, однажды я совершил поступок, который не могу себе простить, - глядя перед собой, произнёс Йонас. – Без разницы, сколько пройдёт лет, поступок совершён. Единственное, что я могу сделать, это искупить свою вину до того, как со мной самим случится что-то подобное.
– Ты не был виновен в её смерти, - тихо-тихо сказал Питер.
– Я был причастен.
– О чём вы оба говорите-то? – Кевин прошёлся по чердаку, нервно пиная одеяла, валяющиеся на дощатом полу.
Питер молчал. Он смотрел на Йонаса, и взгляд его говорил: я поклялся хранить твою тайну – и я сдержу слово. Йонас взглянул на него и улыбнулся краешками губ: спасибо.
– Кевин, - обратился к приятелю Йон. – Прекрати блажить и послушай внимательно. У меня большие неприятности. И у Офелии тоже. Мне придётся бежать из Англии как можно дальше, чтобы никто не тронул вас. И у меня есть единственный шанс освободить Офелию. Если этого не сделаю я, никто из вас не сможет. Это очень трудно понять. Просто прими. Ты сможешь меня научить, как завести машину без ключа? Там надо какие-то провода в кабине перерезать и соединить, да? Ты у нас гений технической мысли. На тебя вся моя надежда.
– Где ты машину-то возьмёшь… - простонал Кевин, обхватив голову руками. – Уважаемый Б-г, пусть мне просто снится бредовый сон…
На лестнице загрохотали шаги, и на чердаке появился взъерошенный со сна Ларри в клетчатой пижаме и тапках.
– Негодяи, что ж вы орёте так ни свет, ни заря? – набросился он на мальчишек. – Уже и подушку на голову натянул, и одеяло намотал – всё равно слышу ваши вопли! Что у вас тут за войны?
Кевин и Питер опешили, первый принялся складывать одеяла, пылая ушами, второй забормотал извинения. Только Йонас спокойно встал со своего места, обошёл Ларри, прикрыл люк, ведущий на чердак, и неожиданно сказал: