Офицер-разведки
Шрифт:
– Да-а, - протянул полковник, постукивая карандашом по столешнице.
– Ты я смотрю тот ещё кадр.
– Не понимаю вашего командира. Да и вас тоже. Вон, на Калининский фронт в командировку отправили, комфронта обещал, если пробьём коридор к Ленинграду, звание даст и награду. Общение выполнил, капитана получил и «Боевик», а у вас прям какие-то истерики по этому поводу. Как будто я у вас последнее отбираю, изо рта вынимаю. В разведке правило, сманивать офицеров в разведку обещанием чинов и наград. У вас не так?
– Так-то так. Генералу твой тон не понравился, наглый, с ленцой.
– Я сутки не сплю. Моя армия, это Шестая общевойсковая, и я не подавал рапорт о переводе к вам. Генерал-полковник Михайлов, мой командир, ему я помогаю по долгу, он мне много хорошего сделал. А вас я знать не знаю. Зачем мне напрягаться
– А помочь Родине, освободить территории от захватчиков?
– Я столько помогал, и мне по рукам надавали, что всё желание так помогать убили. Трибунал был, меня лишили наград и звания. Тоже тогда в сорок втором капитаном был, две Звезды Героя, с другими наградами. Не будет самоотдачи, на*уй идите. Я надеюсь понятно всё сказал, разжёвывать не надо? И пугать меня не стоит, я пережил шесть штурмов Сталинграда, после штрафбата, снайпером, в первых рядах шёл. Там выжил, и тут выживу.
– Трибуналом тебя не напугать, - задумчиво изучая меня, сказал полковник.
– Не-а, - ухмыльнулся я.
– По*уй.
– Да, генерал был прав, с тобой сложно будет. Свободен пока, дежурный устроит, где будешь проживать. Пока решу вопрос с тобой.
Молча козырнув, я покинул кабинет и прихватив вещмешок, что тут ожидал меня у стула, покинул с помощником дежурного здание штаба. Он занимал четыре здания, чтобы все службы вместить. Да в офицерском общежитии, где четыре койки, на одной меня и устроили.
***
– Задержанный Одинцов, на выход, - велел конвоир.
– Руки за спину.
В этот раз задержали меня, да и прошедший уже трибунал, были вполне себе настоящие. И я даже особо не возражал против приговора, десять лет лагерей. Сейчас же посадили в машину, и в лагерь, чтобы дальше отправить по этапу. Знаете, пока тут в камере сидел, я понял почему себя так нагло и вызывающе веду. Хотя я считал, что отстаиваю свою честь и свободу. Амулеты. Да владение ими подняло моё самомнение и уверенность в себе. Вот и дошло до этого. Впрочем, я не был расстроен или огорчён и если бы всё повторилось, повёл бы себя также. Там ситуация так сложилась и прогибаться под кого-либо я не хотел ни тогда, ни сейчас. Что по случившемуся, то тот полковник из разведотделения сообщил командованию, точь в точь передал нашу беседу, и Член Военного Совета был разъярён, приказал заставить меня. Начальник Особого отдела не нашёл ничего умнее чем направить ко мне зама, подполковника, чтобы надавить. Тот за сутки, пока я отсыпался и обустраивался, нашёл нужную информацию и когда вызвали к особистам, при трёх офицерах, сюда и Член Военного Совета заглянул, любопытничал, начал меня шантажировать. Так и сказал, не будет работы, мой сын пострадает. Больше подполковник ничего сказать не успел, в моей руке появился «Вальтер» и грохнул выстрел. Тот зашатался, держась за грудь, откуда точками текла кровь, и упал, невольно прислонившись к стене, а я, подойдя, хладнокровно выстрелил тому в голову, забрызгав содержимым черепной коробки стену, после чего осмотрев шокированных свидетелей, поигрывая пистолетом, сказал:
– Никто не посмеет шантажировать меня сыном, с каждым будет как с этим ублю*ком.
Сопротивления я не оказал, положил пистолет на стол, и отошёл, разоружили меня бойцы комендантской роты, дальше после ареста трибунал. Уже на следующий день, и вот приговор. Звания и наград снова лишили. Погоны сорвали, а наград не нашли, как и документы на них. Ну я привычный. Ха, опять как стал капитаном, и трибунал, подозрительная тенденция. Удивило, что не вышку дали, я уже готовился на рывок уйти. Впрочем, и сидеть десять лет не собирался. Однако, тут был проведён финт ушами. Меня вот вывели из камеры и в машину, дальше полевой лагерь, тут были офицеры, попавшие под трибунал. Почти сотня набиралась. Многие, как и я, лагеря получили. Смертные приговоры, если кому и были, уже приведены в исполнение, так что тут те, у кого сроки. В общем, одиннадцатого ноября вечером нас выстроили и военюрист, при свете двух фонарей на столбах, зачитал постановление Генштаба, тем кто получили срок в десять лет и меньше, принудительно заменить лагеря, штрафбатом. Не я один зло сплюнул. Не порадовали. Хм, что-то больно вовремя этот приказ, подозрительно, я даже до своего Воркутлага не доехал. Направление у меня туда было. Решил, что свалю по пути, всё равно Горький не миновать, будем проезжать, сойду без разрешения, так сказать, сына на руки, и сваливаю. Пока не знаю куда, вокруг сражения и войны, но я английский хорошо знаю, определюсь.
– Вот скоты, как под руку, решение это, - сказал я соседу, бывшему майору, командиру гаубичного дивизиона, что потерял свой дивизион, ошибка чужая, но его сделали крайним, и пояснил.
– Я собирался утечь, пока перевозят на Север.
– Странно это всё, - проговорил тот.
– Тебя Герман вообще шлёпнуть должны были за убийство особиста. Десять лет - это ниже минимума, что ты должен получить.
– Вот и я думаю, что это всё неспроста.
– Сам где думал устроится?
– Не знаю, Казахстан, может в Китай уйду. Подальше от войны…
Строй обсуждал что сказал военюрист, нам дали на это время, но тут охрана пробежалась, и мы замолчали, вот и известили нас, что нашу группу направляют на пополнение одного из штрафбатов Второго Украинского фронта. Он как раз недавно из боя, понёс большие потери.
– Повоюем, - вздохнул сосед.
– Не знаю. Может и утеку, не решил ещё.
– Бросишь своих?
– как-то неприятно удивился сосед.
– Понятие «свои» у меня потерялось после первого трибунала. Так что да, легко брошу, если ты это имеешь ввиду.
Я на самом деле был в сильном сомнении. Амулеты защиты конечно есть, но очередь пулемётную, или из «ПП», тот долго не держит, да и разрыв снаряда рядом или гранаты, держит всего одно. Там или менять амулет, благо ещё два в запасе, пусть третий и слабее, или накопители. Хорошо ещё накопители есть, небольшой запас, однако всё же заимел, что радует. Так что я действительно размышлял, колебался. И явно склонялся не в пользу штрафбата. Да пошли они все. Я ещё того полковника из разведотделения, и Члена Военного Совета найду, и шлёпну. Это всё из-за них. Всё, решено, как всё успокоится, ухожу. Соседу говорить не стал, не вызвал тот у меня доверия, прилип именно ко мне. Наконец перекличка закончилась, и нас построив, повели, к воротам, а там за территорию лагеря. Конвойные по бокам, с оружием в руках, внимательно всё отслеживали. Вели нас к железнодорожной станции, она тут недалеко. Подходящее место было, тёмное, отбежать, там овраг, я было дёрнулся, но ноги заплелись, мне подставили подножку, да ещё навалились сверху, и знакомый голос майора, прошептал зло:
– Нет, гадёныш. Заслужил штрафбат, вот и пройдёшь его.
Конвойный остановился рядом, и велел подниматься. Майор сказал, что споткнулся и случайно меня сбил с ног. Он же и хотел мне помочь подняться. Отбив его руку в сторону, я сам встал, отряхиваясь. Снег выпал, да и мелкий начал идти. И двинул дальше, а майор, или кто он там, уже не уверен, не отставал. Как цербер, следовал за мной, отслеживая каждый шаг. Я споткнулся и навалился на того, быстро сделал шаг назад и скрылся в колонне остальных заключённых, а «майор» стоял и шатался. Нож в печень, это смертельно. Того сразу заметили и подбежали, нас остановили, и светя фонариками начали обыскивать, то что у того ножевая рана, уже заметили. Да, проверка, а это ещё и проверка была, показала, что всё не так и просто. Обыск начали с меня. Это не звоночек, а колокольный набат. Впрочем, майор был ещё жив, и указал на того, кто его подрезал. Однако меня даже раздели до исподнего, но не нашли ни следов крови, ни ножа. Даже обочину и поле на дальность броска обыскали. Мы медленно замерзали, притаптываясь на месте, а те продолжали шмон. Хотя от станции прибежал офицер и погнал нас дальше. А меня выдернули, я уже оделся, и увели в сторону. Это было какое-то помещение в управлении станции. Посадили на табуретку, единственный источник света керосиновая лампа на столе, и севший за стол полковник, не знаю его, вздохнул и спросил:
– Зачем ты убил капитана Кривошеина?
– Это кто?
– Тот майор-гаубичник.
– Подставной? Так я и думал. Глупый вопрос, даже отвечать не буду.
– Он не дал тебе на рывок уйти, за это отомстил? Почему не хочешь реабилитироваться в штрафбате?
– Подсчитал, что шансов выжить у меня немного. Не люблю рисковать. Сколько мне дадут ещё за этого майора? Вы ведь собрались его ко мне пристегнуть?
– Это вышка. Ты понимаешь, что под расстрельной статьёй ходишь?
– Тут как нельзя кстати поговорка: что ни делается, всё к лучшему.