Офицерский мятеж
Шрифт:
С другой стороны, наши враги не избрали и заранее проигрышную оборонительную стратегию. Они не окопались, прикрыв важнейшие планеты и, в первую очередь, собственную Метрополию. Напротив, они бросили планеты на произвол судьбы.
Что же хаарцы делали на галактических просторах, кроме демонстративного бряцания оружием? Они снова и снова наскакивали на юнитские флоты, будто свора охотничьих собак, которые хотят раздразнить льва или гризли. Нет, с чисто военной точки зрения действия хаарцев Петру было не понять. Надо копать глубже.
Ну вот раздразнила свора
Чем еще отметились хаарцы? Пытались навести эфемерные мостики, вступив в неофициальные контакты с командирами нескольких кораблей. Имел место ментальный контакт с адмиралом Кобурном. Состоялся ментальный поединок между Суховым и неким хаарским командиром корабля. И во главе угла — пленение фрегата «Котлин», о котором можно говорить очень долго, но лучше помолчать. Наверняка хаарцы предпринимали еще какие–то шаги, о которых кавторанг не слышал. Людей зондировали на всех уровнях сознания, провоцировали, проверяли на прочность, доводили до белого каления.
Ригерт сообщил Сухову, что Великий Хаар имел тайные сношения с генсеком ООН. Инопланетный посол хотел, чтобы мы пропустить хаарские флоты сквозь человеческие территории. Что это: ультимативное требование или замаскированная просьба? Провокация галактического масштаба? Ловушка, каких свет не видывал? Или признание безоговорочного поражения? Начало бегства, за которым последует сдача на милость победителя сотен планет?
Как бы там ни было, у русских появилась нежданная отсрочка, и они со свойственной им непредсказуемостью решили потратить выигранное время не на рытье окопов, не на прощание с родными и близкими и даже не на грандиозный пир во время чумы, а на политические игры.
После оглашения официальных результатов голосования по выборам Имперского Совета в работе Вселенского Собора был объявлен перерыв. Делегатам следовало отобедать в знаменитой столовой Белого дома. И каждый из них мог очутиться за тем самым столом, где когда–то сидел первый президент России Ельцин.
Петр Сухов почувствовал неодолимое желание проветриться. Постаравшись не привлекать ничьего внимания, он вышел на улицу. Очень скоро кавторанг заметил, что за ним неотступно следуют два человека в серых плащах. «Придется терпеть, — подумал он с тоской. — Новый пост обязывает».
Сухов решил перекусить в русской блинной, которые непременно должны были остаться на Пресне. Сладкую ханьскую пищу он не любил, зато блины со сметаной или селедкой и густой клюквенный кисель пошли бы за милую душу.
Октябрьский воздух холодил голову. Хлеставший утром дождь вычистил небеса от копоти, и сейчас Москва казалась Петру почти нормальным городом. Вот только жить ему тут не хотелось ни капельки, а столицу такую иметь — тем более. Уж больно чужим, совсем не русским был этом город.
Первая попавшаяся Сухову блинная на поверку оказалась рюмочной, где над высокими столиками без стульев висел многодневный перегар. Вторая блинная не понравилась кавторангу своей публикой — здесь явно была штаб–квартира какой–то местной банды. В зале не нашлось ни одной женщины, старика или ребенка — только здоровенные мужики, с покрытыми татуировками плечами и лицами. За стоящими в глубине зала столиками тесно сидели подозрительные личности, которые тотчас впились глазами в военмора. Зато столики у окна пустовали все до одного.
Убедиться в правильности этого ощущения оказалось нетрудно: когда Петр Сухов подошел к стойке, возникшие в дверях его охранники вытащили из правых карманов плащей небольшие автоматы «узи», а из левых — станнеры, то бишь парализаторы системы «дубок». Завсегдатаи блинной сразу надели на свои рожи скучающие маски и стали глядеть теперь мимо военмора — на стены зала или на улицу.
Третья блинная, что стояла на оживленном перекрестке, служила местом встречи и дележа добычи у водителей велорикш. Ничего опасного для жизни, но от громкой ханьской и тюркской речи у кавторанга сразу пропал аппетит. Он уже на несколько километров удалился от Краснопресненской набережной. В задачу охраны не входила уличная навигация, и дюжие молодцы не пытались остановить блинный марш Сухова.
Петр не привык сдаваться. Он нашел–таки подходящую блинную под вывеской с затейливым названием «Костерок Инь и Янь». Если представить Инь в виде свернутого в трубочку блина, а Янь — в виде его засохшей начинки, то некий смысл в названии отыскать было можно.
Сухов съел две порции блинов с красной икрой, запив двумя рюмками «Путинки». Нормального (сваренного из живых ягод) киселя в «Костерке» не нашлось.
Икра припахивала машинным маслом, зато блины были хороши.
Едва военмор вытер рот салфеткой, пронзительно зазвонил его браслет.
— Господин кавторанг, — раздался незнакомый женский голос — глубокое контральто. — Мы нигде не можем вас найти. С трудом узнали этот номер. Если вы не в курсе, Петр Иванович, обеденный перерыв уже закончился.
— Хорошо. Я иду, — буркнул командующий Второй русской эскадры.
В результате блинной экспедиции Петр Иванович опоздал к началу первого заседания Совета на целых сорок минут.
…Подходя к актовому залу, Сухов услышал два мужских голоса. Один из них был ему знаком — даже слишком. Как и спина в черном кителе без знаков различий. Кавторанг остановился, прислушиваясь.
— И это очень хорошо, что он — не адмирал и стать им не рвется, — говорил Ригерт невидимому собеседнику, который стоял в дверях. — Народ не терпит, если ты, получив власть, тотчас навешаешь себе звезд и шевронов. Самые большие должности можно занимать, оставаясь в низких чинах. К примеру, последний наш самодержец, помазанник Божий Николай Второй был не маршалом или генералиссимусом, а всего лишь полковником.
— Кавторанг равен сухопутному подполковнику, — проскрипел второй, стариковский голос. — Самое то… Передай привет своему выкормышу.