Офицеры и джентльмены

Во Ивлин

— А потом специальный zabaglione [19] , джентльмены.

— Да, да, давайте, — согласился Эпторп. — Давайте все, что у вас есть. — И, повернувшись к Гаю, добавил: — Имей в виду, что я угощаю тебя — обед за мой счет.

Гай имел это в виду с самого начала. «Это напоминание, — подумал он, — было не чем иным, как бестактным выражением признательности». В действительности это была хитрая просьба об оказании дальнейших услуг.

— Я считаю, что в юридических аспектах дела мы

разобрались очень хорошо, — продолжал Эпторп. — Но теперь встает вопрос о том, как действовать. Каким путем нам изъять «гром-бокс» из сарайчика?

19

Сабайон — подливка из взбитых с сахаром желтков, вина и пряностей.

— Таким же, каким ты внес его туда, по-моему.

— Это не так просто, старина. Мы имеем дело с переплетением всяких осложнений. В сарайчик его внесли алебардист Крок и я. Как же мы можем вынести его оттуда, не нарушив запрещения? Не могу же я приказать солдату совершить незаконное действие. Об этом нельзя забывать. К тому же мне просто не хотелось бы просить его. Он участвовал во всем этом деле с явной неохотой.

— А нельзя ли заарканить этот твой «гром-бокс» через открытую дверь?

— Очень рискованно, старина. Да и аркан-то мой где-то среди других вещей у командора.

— А нельзя ли вытянуть его оттуда магнитом?

— Ты что, Краучбек, пытаешься превратить все в шутку?

— Я просто высказал предложение.

— Не очень-то практичное, позволь тебе заметить. Нет. Кто-то должен войти в сарайчик и вынести его оттуда.

— Несмотря на то, что вход воспрещен?

— Кто-нибудь из тех, кому это запрещение неизвестно, или по крайней мере тот, об осведомленности которого о том, что вход в сарайчик воспрещен, бригадиру неизвестно. Если его и застанут на месте, он может сказать, что в темноте надписи не заметил.

— Ты имеешь в виду меня?

— По-моему, ты более или менее подходящая кандидатура, верно, старина?

— Ну что же, я не возражаю.

— Молодцом! — произнес Эпторп с большим облегчением.

Они пообедали. Эпторп проворчал что-то по поводу счета, но оплатил его. Затем они возвратились в Кут-эль-Амару. Поблизости никого не было. Эпторп стоял на страже, а Гай без особого труда выволок автономный клозет из сарайчика наружу.

А теперь куда? — спросил он.

— В этом-то весь вопрос. Куда лучше всего, по-твоему?

— В отхожее место.

— Послушай, старина, менее подходящее время и место для шуток трудно придумать.

— Я просто размышлял категориями наблюдений Честертона: «Где лучше всего спрятать лист? На дереве».

— Я не совсем понимаю тебя, старина. На дереве будет крайне неудобно со всех точек зрения.

— Да, но давай не понесем его далеко. Он чертовски тяжелый.

— Когда я занимался поиском, то видел вон там кладовку садовника.

Они снесли автономный клозет в кладовку, находившуюся в пятидесяти ярдах от сарайчика. Кладовка была менее удобна, чем сарайчик,

но Эпторп сказал, что как-нибудь устроится и там. Когда они возвращались после этой операции, Эпторп остановился на тропинке и произнес с необыкновенной теплотой в голосе:

— Я никогда не забуду, что ты сделал сегодня вечером, Краучбек. Огромное тебе спасибо.

— А тебе спасибо за обед.

— А этот итальяшка здорово постарался для нас, правда?

Пройдя еще несколько шагов, Эпторп опять остановился и сказал:

— Послушай, старина, если ты хочешь, то тоже можешь пользоваться «гром-боксом», я не возражаю.

Это был кульминационный момент душевного волнения; исторический момент, если Гай оценил бы его; момент, когда в сложных отношениях между ними Эпторп был ближе, чем когда-либо, к любви и полному доверию. Но он миновал так же, как подобные моменты у англичан минуют всегда.

— Ты очень великодушен, Эпторп, но меня вполне устраивает тот, которым пользуются все.

— Ты уверен?

— Да.

— Ну что ж, пусть будет так, — согласился Эпторп с заметным облегчением.

Так Гай сохранил благосклонность Эпторпа к себе и стал совместным с ним хранителем «гром-бокса».

3

В ретроспективе последние недели марта превратились в сагу об автономном химическом клозете. Эпторп был настолько поглощен связанными с ним перипетиями, что совершенно забыл о первоначальных мотивах установки этого достижения человеческого разума.

Страх перед инфекционным заболеванием больше не служил основной движущей силой в его действиях. На карту было поставлено только его право на собственность. Ожидая построения на занятия утром следующего дня после первого переноса клозета, Эпторп отвел Гая в сторону. Их новые товарищеские отношения опирались отныне не только на искреннюю доброту и сердечность; тот и другой стали теперь неразлучными соучастниками конспиративных мероприятий.

— Он все еще там, на месте.

— Хорошо.

— Никто даже не тронул его.

— Отлично.

— По-моему, старина, при таких обстоятельствах в присутствии посторонних нам надо поменьше бывать вместе и поменьше говорить друг с другом.

Позднее, когда они шли в столовую на второй завтрак. Гай с удивлением почувствовал, что кто-то из общей толпы пытается незаметно ухватить его за руку. Гай оглянулся и увидел рядом с собой Эпторпа, который, умышленно отвернувшись, демонстративно разговаривал с капитаном Сандерсом. В следующий момент Гай почувствовал, как Эпторп сует ему в руку свернутую в комочек записку.

Эпторп выбрал для себя место за столом как можно дальше от Гая. Гай развернул бумажку и прочитал: «Надпись с сарайчика, снята. Безоговорочная капитуляция?»

Обсуждать это событие в последовавшие часы Эпторп, видимо, считал небезопасным. Лишь к вечеру, перед чаем, он сказал:

— Я не думаю, что у нас есть причины для беспокойства. Бригадир, по всей вероятности, признал свое поражение.

— На него это совсем не похоже.

— О, он беспринципный и от него можно ожидать все что угодно. Я знаю это. Но ведь не может же быть, чтобы он был совершенно лишен чувства собственного достоинства.