Офицеры и джентльмены
Шрифт:
Гаю показалось, что его сестра стала более разговорчивой, чем прежде.
— Может быть, на твой последний вечер нам нужно было пригласить кого-нибудь, Тони? Боюсь, что одним нам будет скучно. Но кого пригласить? Нам и самим-то места не хватает, приходится кушать в рабочем кабинете Артура.
— Нет, мамуля, одним намного лучше.
— Я не сомневалась, что ты так ответишь. Конечно, это очень хорошо, что ты приехал, но я думаю, что тебя могли бы отпустить и на две ночи.
— Я должен быть на месте к побудке в понедельник. Вот если бы вы были в Лондоне…
— Но
— Неважно где, лишь бы ты была рядом, мамуля.
— Хороший мальчик, правда, Гай?
Библиотека была сейчас единственной комнатой в доме, где можно принять гостей. Постель, приготовленная для Гая на софе у стены, никак не гармонировала со стоящими рядом географическим и астрономическим глобусами.
— Тебе и Тони придется умываться в комнатушке под лестницей. Он, бедный ребенок, спит в оранжерее… Ну, я пойду хлопотать насчет обеда.
— Для волнений нет ни малейших оснований, — сказал Тони. — Мамуле и папуле, видно, нравится все переворачивать вверх дном. Мне кажется, это потому, что до сего времени все содержалось в строжайшем порядке. К тому же папуля всегда был скуповат. Он ненавидит платить деньги, когда знает, что обязан сделать это. Теперь он думает, что предоставилась отличная возможность сэкономить.
В комнату вошел Артур Бокс-Бендер с подносом в руках.
— Вот видишь, как мы обходимся без удобств, — сказал он. — Через год или два, если война продлится, каждый будет вынужден жить так. Мы просто начали это раньше времени. Занятнейшая вещь.
— Ты-то приезжаешь сюда только на уик-энды, — сказал Тони. — Я слышал, ты очень уютненько устроился там, на Арлингтон-стрит.
— По-моему, ты предпочел бы использовать свое увольнение в Лондоне?
— Не обязательно, — ответил Тони.
— Для мамы места в лондонской квартире нет. Никаких жен. Это одно из условий нашего дружеского договора о найме квартиры. Хереса, Гай? Интересно, понравится ли он тебе. Это из Южной Африки. Скоро все будут пить его.
— Такое усердие во введении новой моды, Артур, — нечто новое для вас.
— А тебе что, херес не нравится?
— Не очень-то.
— Чем скорее мы привыкнем к нему, тем лучше. Из Испании вина больше не поступают.
— А на мой вкус они все одинаковые, — заметил Тони.
— Что ж, стол накрыт в твою честь.
Жена садовника и девушка из поселка составляли теперь всю домашнюю прислугу. Легкую и чистую работу по кухне Анджела выполняла сама. Вскоре она позвала их обедать в небольшую комнату, которую Артур Бокс-Бендер любил называть рабочим кабинетом. В деловой части Лондона у него был просторный кабинет; в городе, который избрал его в парламент, специальный агент Бокс-Бендера имел постоянную контору; его личный секретарь располагал в юго-западной части Лондона канцелярией, картотекой, машинисткой и двумя телефонами; никакой важной работой в комнате, в которой они сейчас обедали, Бокс-Бендер никогда не занимался, но он решил называть ее рабочим кабинетом потому, что так делал мистер Краучбек, который усидчиво работал здесь над всеми документами,
В мирные времена Бокс-Бендер частенько устраивал у себя скромные обеды на восемь — десять человек. Гай помнил многие такие вечера в освещенной свечами столовой: довольно строго подобранные блюда и вина, прямо сидящий на своем месте Бокс-Бендер и направляемый им разговор на скучнейшие темы. Сегодня, в условиях, когда Анджела и Тони были вынуждены часто вставать, чтобы принести или унести тарелки, Бокс-Бендер, видимо, чувствовал себя менее непринужденно. Он пытался обсуждать все такие же скучнейшие темы, но Гай и Тони говорили преимущественно о том, что занимало каждого из них.
— Просто поразительно, как поступила семья Эберкромби, — сказал Бокс-Бендер. — Вы слышали? Упаковались и отправились на Ямайку со всеми пожитками.
— А почему бы им и не отправиться? — сказал Тони. — Здесь от них никакой пользы. Просто лишние рты.
— Так, пожалуй, можно и обо мне сказать, я, кажется, тоже собираюсь стать лишним ртом, — заметил Гай. — По-моему, это зависит от того, у кого какой взгляд на подобные вещи. Некоторые хотят быть во время войны со своим народом.
— Что-то не замечаю этого, — сказал Тони.
— Полезной работы и для гражданских сколько угодно, — сказал Бокс-Бендер.
— Из семьи Прентисов все эвакуированные возвратились в Бирмингем раздраженные и разгневанные, — сказала Анджела. — Им всегда невероятно везло. Нам же достались всякие хеттские ужасы, вот и живи с ними.
— А как ужасно, когда солдаты не знают, где находятся их жены и семьи, — сказал Тони. — Наш бедный офицер по бытовому обслуживанию тратит целые дни, чтобы установить их местонахождение. Шесть человек из моего взвода поехали в увольнение, не зная, куда им, собственно, ехать, где их семьи.
— Пожилая миссис Спэрроу упала с лесенки, когда собирала яблоки, и сломала обе ноги. Ее не положили в больницу только потому, что все койки зарезервированы для пострадавших во время воздушных налетов.
— У нас днем и ночью дежурит офицер, ведающий пассивной противовоздушной обороной. Ох и нудная же это обязанность! Он через каждый час должен звонить по телефону и докладывать: «Все в порядке, самолетов противника нет».
— В Страуде полицейский остановил Кэролайн Мэйден и потребовал от нее объяснения, почему она не носит противогаз.
Тони был как бы из другого мира: их проблемы его не интересовали. Гай же не принадлежал ни к какому из этих миров.
— Я слышал, как кто-то говорил, что эта война совсем необычная.
— Конечно, дядя Гай, чем дольше каждый держится в стороне от нее, тем лучше для него. Вы, гражданские, просто не представляете, в каких благоприятных условиях находитесь.
— А может быть, в данный момент, Тони, мы не очень-то и хотели бы находиться в благоприятных условиях.
— Я, например, точно знаю, чего хочу. Военный крест и аккуратненькую маленькую рану. Тогда остальную часть войны я мог бы провести в окружений хорошеньких и заботливых медицинских сестер.