Огненная дорога
Шрифт:
Джейни опустила взгляд, как будто внимательно изучая ручку кофейной кружки.
— Да, пытаюсь, но пока одни разочарования. Зато мой адвокат, наверное, разбогатеет.
— Том?
— Да.
— Что он говорит, каковы шансы?
— К несчастью, не очень велики. Главная трудность в том, что Брюс гражданин США. Прожил в Англии двадцать лет, но паспорт у него все еще американский.
— Не пойму, в чем тут проблема?
— Когда сканировали его паспорт, все у них там зазвенело и засвистело.
— А с твоим все было в порядке.
— Да. Невероятно, но факт.
— Везет же длинноногим.
— Не сказала бы, что жду быстрого успеха.
— Сейчас никто не ждет быстрого успеха. Да, ты сказала, когда звонила, что тебе нужны мои мозги…
Джейни села прямо; лицо у нее прояснилось.
— И твой компьютер, если не возражаешь.
— Меньше чем за миллион баксов я к компьютеру не прикоснусь.
— Я не имею в виду, что ты должен буквально прикасаться к нему, Джон, в смысле, пачкаться сам. Просто мне нужно узнать, куда обратиться кое за чем, вот и все.
— Что я такое знаю, имеющее отношение к компьютеру, чего не знаешь ты?
— Мне нужно узнать, как раздобыть денежную субсидию. По-моему, ты всегда имел неиссякаемый их источник, а я какое-то время была лишена доступа к этой информации… Ты ведь у нас Король Субсидий, правда? Или растерял свои связи?
— Ох, перестань, Джейни.
— Нет, в самом деле. Ты всегда умел достать деньги, притягивал их, как магнит.
— Для чего тебе деньги?
— Одного парнишку направили в наш фонд с тяжелой травмой позвоночника, но мой начальник не желает брать его. И есть еще один схожий случай в Бостоне, который мне тоже хотелось бы включить в наш проект. Но, по-видимому, у фонда нет денег.
Джон с любопытством взглянул на нее.
— Конечно есть. С такими-то пожертвованиями? Вы бы в жизни столько не имели, если бы были прибыльной компанией. — Он размешал кофе и постучал ложечкой по краю чашки. — Они просто не хотят тратить их. Надеюсь, тебя это не удивляет.
— На самом деле нет… Разочаровывает, конечно, но не удивляет.
— Хорошо. Мое высокое мнение о тебе слегка упало бы, если бы дело обстояло иначе.
— Однако есть и другая причина… — Она рассказала, что Том говорил о возобновлении лицензии. — Чем больше я узнаю об этом несчастном мальчике, тем больше мне кажется, что его случай в чем-то уникален.
— Но у него же сломана кость… это не неврология.
— У него сильно травмирован позвоночник. Это неврология. Послушай, я знаю, это не твоя сфера, поэтому ты, возможно, не видишь того, что я. Однако поверь, здесь точно есть что-то уникальное. Может, достаточно уникальное для того, чтобы я смогла вернуться к медицинской практике — если хорошенько постараюсь.
— Это так валено для тебя?
— Я терпеть не могу то, чем занимаюсь теперь. Совершенно бессмысленно. Я что-то вроде доярки, честное слово: выкачиваю информацию из одного места и переношу в другое, давая возможность нашим деятелям продемонстрировать, насколько эффективны их препараты.
— Ну и как, эффективны?
— Отчасти. Пара-тройка сулят серьезные перемены. А теперь, когда у них есть деньги и персонал, главная задача — чтобы все продолжало вертеться, не то получится, что уже сделанные вложения вроде как потрачены впустую. Ну что им стоит подключить
— Никто не знает, почему такого рода организации делают то, что делают. У них, как и во всякой большой компании, есть совет директоров. Фактически это и есть большая компания, только заявляющая, что их цель не прибыль. По какой-то причине правительство позволяет им действовать таким образом. Слишком много политики, слишком мало науки.
— Эта идея заставляет меня чувствовать себя… ну, почти шлюхой. Однако, наверное, все так и есть. Я связалась с этим фондом, потому что мне нужна работа, все равно какая, лишь бы занять голову и не думать обо… всяком; но не только. Мне казалось, что там присутствует… совесть, что ли? По крайней мере, вначале. Теперь я, конечно, сомневаюсь.
Джон иронически усмехнулся.
— Когда я начинал здесь, у меня было такое же чувство, но теперь я смотрю на все иначе. Башня из Слоновой Кости… Нет, я не хотел быть просто еще одним наемным служащим, бредущим к пенсии. Но, увы, таков я и есть. Что поделаешь? Так уж устроен мир в наше время. — Он с улыбкой пожал плечами. — Мы можем делать только то, что можем, верно?
— Правильно. И ты можешь поискать для меня грант.
Как всегда по вечерам, когда Брюс уже спал в Лондоне, а она еще бодрствовала в Массачусетсе, чувствуя себя в особенности одинокой, Джейни страстно желала, чтобы он каким-то образом сумел перебраться сюда. Год назад в Лондоне она провела вместе с ним всего несколько спокойных вечеров, и, не считая самого начала, на пути их встреч одна за другой вставали бесконечные трудности. Однако она удивительно быстро приобрела вкус к таким вечерам и постоянно вызывала в воображении безопасные, трогательные картины того, как они проводили время, словно возлюбленные, которые прожили вместе не один год, хорошо знали и прощали друг другу все слабости. На самом деле между ними пролегала огромная неизведанная территория, на которой еще многое предстояло обнаружить.
И хотя Том не раз повторял Джейни, что для нее всякая связь с возникшей в Англии «проблемой» закончена, для Брюса эта опасность все еще существовала. Он жил там и по-прежнему находился под расследованием, хотя никаких обвинений ему не предъявляли и, скорее всего, не предъявят — британские биокопы пока не придумали ничего более страшного, чем держать проклятого янки при себе, не выпуская его из поля зрения. Однако они совершенно точно знали, что он причастен к одному очень запутанному делу, и старались всячески осложнить ему жизнь — видимо, компенсируя таким образом собственную некомпетентность.
Для Джейни это было странное, незнакомое ощущение — барахтаться во вредных испарениях жалости к себе. Глядя на опускающееся за ее обожаемый сад солнце, она приказала себе: «Прекрати. Ты выдержала и не такое». И это была правда — ее психика оказалась достаточно гибкой и сумела найти источники новых сил для возрождения. Просто в последнее время возникало чувство, что эти вновь обретенные навыки самозащиты отчасти стали утрачиваться.
Мелькнула мысль, что, возможно, у нее депрессия.
«Ничего удивительного — я ненавижу свою работу, а человек, которого я люблю, по ту сторону огромного океана».