Огненная пора
Шрифт:
Спарлинг в свою очередь стал рассматривать своего собеседника. После долгой паузы он сказал:
— Ладно. Похоже, что вы из правильной породы. Насколько она среди нас, скверных людишек, возможна.
Дежерин затянулся сигарой. Такое потепление, как бы ни было незначительно, обнадеживало. К тому же этот инженер был близким другом Джилл. Надо воспользоваться возможностью узнать побольше об этих людях.
— Можно вам задать личный вопрос? Спарлинг скупо улыбнулся:
— Попробуйте. Ответить не обещаю.
— Откуда у вас, постоянных жителей, такой комплекс неполноценности по отношению к иштарийцам? Спарлинг взглянул на него озадаченно:
— В самом деле? Кто вам такое сказал?
— Может быть,
— Не каждая война так бессмысленна, как ваша, — отрезал Спарлинг. Несколько секунд он помолчал, потом добавил: — Нет. Простите меня. Я не должен был этого говорить, как бы это ни соответствовало действительности. Но вот в том, каково поведение в бою, может быть, проявляется механизм выживания. Согласно имеющейся у меня информации, ни один иштариец не будет сражаться без сугубо практических причин. — И после ещё одной паузы: — Не совсем точно. Мотивом может быть гордость или месть, особенно у молодых. Но мотив всегда должен быть индивидуальным. Ни один иштариец не будет пытаться подчинить своей нации или идеологии кого-то другого. При всех обстоятельствах убийство выглядит как достойное сожаления следствие крайней необходимости.
— Но ведь у них есть идеологии? И разные религии — тоже?
— Есть, но нет фанатиков. — По мере развития разговора Спарлинг оживлялся. — Я не думаю, что иштариец может быть, как мы бы сказали, болезненно религиозным. И уж точно на этой планете никогда не было прозелитической религии.
— И даже эта — триадическая — как они её называют? — Дежерин улыбнулся. — Я ведь читал об этом, как видите. Как тогда приходят в церковь новообращенные?
— Когда находят в ней больше смысла, чем в язычестве. И в неё нелегко вступить. Сначала надо пройти через годы трудного учения, через экзамены, а потом — через довольно-таки финансово ощутимые жертвы. Но знаете ли, если бы у меня был религиозный склад ума, я бы подумал о том, как бы в неё вступить.
— Ну, вы шутите. Обожествлять три солнца…
— Всего лишь символ. Вы можете, но не обязаны подразумевать под ним любых богов в прямом смысле слова. Вы можете считать его аллегорией, отражением реальности. — Спарлинг задумчиво смотрел, как вьется дым из его трубки. — И вся мифология содержит достаточно большую долю правды о жизни, и с помощью поэзии и обрядов вы просто это чувствуете. Бел — Истинное Солнце — даритель жизни, но он может быть и ужасным. Эа — Янтарная звезда диадема Тьмы, которая есть зима и смерть, но и та и другая в мире необходимы. Ану — Бродяга, приносит и Хаос, и шанс на обновление. Знаете, мне это кажется несколько разумнее, чем Бог христиан, который одновременно и одно лицо, и три, которого зовут милостивым и который благословил нас такими своими созданиями, как рак и инсульт.
Дежерин, считавший себя христианином, сдержался и спросил только:
— А есть обращенные среди людей?
— Нет, — ответил Спарлинг. — И не будет, как я думаю.
Кроме всего прочего, если мы не умеем видеть правильных снов, то мы половины не поймем. Мы будем вроде католика, который навек отлучен от мессы или от причастия. И даже хуже, потому что он может читать требник.
— Правильные сны? — поморщился Дежерин. — Вроде целительных снов примитивных гуманоидов?
— Ничего подобного. Вы не знаете? Ну, для нас эта идея настолько трудна и тонка, что, я подозреваю, о ней мало кому из нас на этой планете известно. Иштарийцы спят, как мы, и основная причина та же самая: мозгу надо отключиться от внешней информации и обработать накопившиеся данные. Но передний мозг иштарийца не отключается начисто, как у нас. Он до некоторой степени сохраняет сознание и даже может направлять сны.
— У меня бывало такое ощущение в полудреме.
— У всех у нас бывало. Но для нас это бесполезный рудимент. А для иштарийцев — норма. Он может выбирать тему для своего сна. Это становится нормальной частью эмоциональной жизни — и может быть, поэтому иштарийцы, употребляя некоторые наркотики, никогда не становятся наркоманами. Конечно, одни более способны, другие менее. Есть фактически профессиональные сновидцы. Они используют эту смесь сна и бодрствования для созерцания прекраснейших видений и с помощью целого искусства разработанных способов общения передают их аудитории. Слова, интонация, жесты, музыка, танец, огромный свод древних условностей, — все участвует. — Спарлинг вздохнул. Мы никогда не сможем этого испытать, — я или вы. И поскольку я не могу видеть снов о Триаде, для меня она всегда останется только философским понятием.
Дежерин вдохнул дым.
— Да, — медленно произнес он, — я вижу, почему иштарийцы производят такое… такое ошеломляющее впечатление. Но я не испытываю по отношению к ним наследственного чувства неполноценности — разве что в нескольких областях.
— И я не испытываю, и ни один нормальный человек, — ответил Спарлинг. — Например, насколько мы можем разделить культуру и наследственность которые не очень далеко друг от друга отстоят — похоже, что они хуже воспринимают трехмерную геометрию, чем мы. Может быть, из-за отсутствия древолазающих предков? Многие из них до ужаса боятся летать, хотя они знают, что наши машины безопасны. И так далее. Нет, насчет комплекса неполноценности вы не правы. Мы просто считаем их своими друзьями, от которых мы бы могли многому научиться, если бы стряхнуть с нашей шеи земных politicos.
— Вы мне поверите, что у меня были друзья из негуманоидов? — мягко спросил Дежерин.
Спарлинг кивнул.
У Дежерина мелькнула мысль: «Мне удалось его к себе расположить. Не отнесет ли он оливковую ветвь Джилл?»
Я что, влюблен в нее, что ли? Или это просто очарование, наложенное на долгое воздержание — как сталь с кремнем? Не знаю. Я только знаю, что хочу её видеть. И часто.
Он заговорил, тщательно подбирая слова:
— Вы не смогли бы сообщить об этом мисс Кону эй, если представится случай? Я боюсь, что она сердится на меня за то, что я не мог помочь её близкому другу. Она мне даже не дала шанса объяснить, как мне жаль.
Спарлинг вдруг снова стал ледяным:
— А как я это сделаю?
Как будто чья-то рука схватила сердце Дежерина и стиснула.
— С ней что-нибудь случилось?
— Не могу сказать, — отрезал Спарлинг. — Она ушла с Ларрекой на север. Они уже несколько дней в пути.
— Как? Это же сумасшествие!
— А как можно было бы её остановить? Если она решила провести исследование в Валеннене, пока он не стал нам недоступен, кто мог бы ей запретить? И она послала записку своим родителям и мне через посыльного, который должен был нам их передать после её ухода. Я пролетел над маршрутом, но ничего не увидел. Я и не надеялся обнаружить маленький отряд в таком огромном и пестром ландшафте. Я их вызывал, но они, конечно, отключили рации, когда отошли от релейных линий.
— Зачем, ради всего Космоса, она так по-сумасшедшему поступила?
— Потому что она — Джилл, и она хочет помочь. Да, это вмешательство. Но она называет это исследованием, и вы долго будете искать разницу, Дежерин. Она позвонит из Порт-Руа, и вполне вероятно, что я организую там себе проект для исследования примерно в то же время. И хватит с вас. Мало вы ещё вреда принесли?
Глава 13
И вечно девы будут сидеть, Возлюбленных будут ждать, И волны морские будут им петь, А ветер — пряди трепать.