Огненная проповедь
Шрифт:
– Почему? Это ее работа – собирать информацию.
– Потому что это касается ее.
Он замер, все еще держа одну руку на двери, во второй – сжимал здоровенную связку ключей, которую всегда носил с собой.
– Вот почему это можно сказать только тебе. Это насчет нее. Насчет того, что она собирается с тобой сделать.
– Думаешь, я поверю в это дерьмо, – выругнулся он. – Она здесь – единственная, кому могу доверять. И уж побольше, чем тебе.
Я пожала плечами.
– Ты и не обязан верить. Я просто скажу, что знаю, а верить или нет – решать тебе.
С минуту
– Десять минут, – бросил он, не оборачиваясь, уходя по коридору. – Затем мы вернемся сюда, и ты расскажешь мне всё.
Глава 7
Позже я пыталась вспомнить тот момент, когда вышла из камеры, но не смогла. Я просто слепо шла за Заком по длинному коридору мимо других запертых дверей, а затем поднималась по лестнице. Только взойдя на самый верх лестницы, освещенной тремя высокими окнами, я поняла, какой немыслимо огромной была крепость. Я прищурилась и заслонила глаза от яркого света, глядя с изумлением в окно. Туман, окутывавший мой разум последние несколько недель, рассеялся, и мысли стали яснее, впервые за много месяцев.
Казалось, крепость над камерами давила на меня всей своей тяжестью. И пока мы поднимались из глубины наверх, я точно освобождалась от бремени. Не обращая на меня внимания, Зак прошел вдоль длинного коридора, открыл большую дверь, затем остановился.
– Не знаю, может, ты настолько глупа, что попробуешь выкинуть какой-нибудь фортель, но лучше и не пытайся.
Я старалась не замечать солнечный свет и поток свежего воздуха, льющийся через приоткрытую дверь, и сосредоточиться на его словах.
– Ты знаешь, что меня тебе не одолеть. Другие двери, ведущие на бастион, заперты. И держись рядом со мной.
Толкнув, он распахнул дверь. Яркий свет резанул глаза, но свежий воздух был таким пьянящим! Я глубоко вдохнула и шагнула наружу. Длинный и узкий бастион ничуть не изменился за минувшие четыре года. Он представлял собой террасу длиной футов в шестьдесят, выступающую из отвесной стены крепости, примерно на середине ее высоты. Зубцы перед нами венчали стену, за ней – пропасть. Сзади высилась крепостная стена, врезанная прямо в отвесный склон горы. Я слышала, как мой брат сразу запер за нами дверь. Кроме этой двери в разных концах бастиона располагались еще две такие же, массивные, деревянные, обитые крест-накрест железными перекладинами.
Несколько минут я просто стояла, откинув голову назад и подставив лицо солнцу. Когда я подошла к зубчатой стене, Зак преградил мне путь. Я засмеялась.
– Расслабься. Ты не можешь винить меня за то, что хочу взглянуть на мир. Ведь последние четыре года я видела только камеру.
Он коротко кивнул, но встал рядом со мной, когда я подошла к зубчатой стене, высотой по пояс, и перегнулась через край, глядя на город внизу.
– Я не видела этот город как следует, – сказала я. – Они привезли меня ночью из поселения, надев на голову мешок. А когда мы ходили на прогулки, то нам никогда не позволяли подходить к краю.
С такой высоты Виндхэм казался нагромождением домов, разбросанных по склону. Слишком беспорядочный, чтобы выглядеть красивым, но размер его впечатлял. Город словно карабкался по скале, забираясь так высоко, что почти достигал крепости, а внизу расходился в стороны по равнине, где дороги пропадали из виду за холмами и размытой линией горизонта. Река текла с юга, обвивала город и исчезала в глубоком ущелье скалы. Даже с такой высоты я различала движение: тележки на дорогах, вывешенное из окон постиранное белье, хлопающее на ветру. Поразило, что вокруг так много людей, совсем близко, тогда как я сидела в полном одиночестве столько дней и ночей, неотличимых друг от друга.
Зак отвернулся от города. И я следом за ним. Мы стояли рядом, прислонясь спиной к стене, а по обе стороны от нас возвышались зубцы высотой по голову.
– Ты говорил, что не доверяешь здесь никому, кроме Исповедницы.
Он не ответил, только опустил глаза, глядя на свои руки.
– Так зачем ты выбрал такую жизнь? – спросила я. – Мне отсюда не уйти. Но ты-то можешь! Ты можешь просто уйти.
– Это что, было частью сделки? Поговорить по душам? Потому что на это я не соглашался. – Он снова повернулся и посмотрел на Виндхэм. – В любом случае, всё не так просто. Есть вещи, которые я должен сделать.
В солнечном свете кости на его лице выступали еще отчетливее. До чего же он изможден!
– Я кое-что начал здесь. Это мой проект. И мне нужно его закончить. В общем, всё сложно.
– Так не должно быть.
– Ты всегда была идеалисткой. Для тебя всегда всё просто, – его голос звучал устало, и такими же усталыми казались его глаза.
– Это и для тебя могло бы стать простым. Ты мог бы уйти отсюда, вернуться в деревню, работать на земле с мамой.
Он еще не повернулся, но я уже знала, что сказала совсем не то, что нужно.
– Работать на земле? – зашипел он. – Ты имеешь хоть малейшее представление, кто я сейчас? Чего достиг? И эта деревня – самое последнее место, куда бы я поехал. Даже после того, как нас разделили, ко мне никогда не относились, как к Альфе. Я думал, что станет лучше, но не стало.
Он ткнул в меня пальцем.
– Это всё твоих рук дело, все те годы ты увиливала от разделения. Я никогда туда не вернусь. – Он отошел на несколько шагов и встал на середине пути между мной и дверью.
Я оперлась обеими руками в стену за спиной, оттолкнулась и, запрыгнув, уселась на край, затем подтянула ноги и встала. Я двигалась так стремительно, что едва не упала вниз со стены, однако успела обхватить зубцы по обеим сторонам и удержалась.
Зак бросился ко мне, но заколебался, когда увидел, как близко я стою к самому краю. Он поднял обе руки перед собой, совсем беспомощный, точно кукла.
– Это безумие! Слезь сейчас же! Это просто безумие, – его голос звучал высоко и пронзительно.
Я покачала головой.
– Еще одно слово – и я прыгну. Позовешь солдат – и я прыгну.
Он вздохнул, прижал палец к губам. Уж не знаю, кого он пытался утихомирить – себя или меня.
– Хорошо, – пробормотал он. – Хорошо.
И снова не понять, кого он успокаивал.