Огненная земля
Шрифт:
— На катерах посылать народ в трюмные отсеки, — говорил на ходу Звенягин. — А то набьются на палубах. Попал, не попал снаряд, а месиво…
Каблуки застучали по свеженастланным доскам причала. Шум моря поглотил еще какие-то приказания командира дивизиона. Подъехал «Студебеккер», осторожно нащупывая дорогу. Из кабинки высунул голову водитель.
— Хлопцы, патроны винтовочные. Кто принимает?
— Давай сюда, — крикнул Баштовой, направляясь к машине. — Стоп. Тут ямка…
«Студебеккер» заворчал на малых оборотах. По приказанию начальника штаба стрелки второй роты быстро расхватали ящики и понесли к тральщику.
— В хорошем хозяйстве каждая веревочка
— Документы оформить… — Человек с погонами сержанта разворачивал бумажки, водил по ним пятнышком карманного фонарика, — стрелковый полк майора Степанова? Вы знаете, как мы спешили из Сенной? Дорога — ужас… сами знаете…
— Спешили к майору Степанову, а попали к капитану Букрееву. — Баштовой рассмеялся. — Давайте распишусь…
— Не туда доставил, — мелькнули испуганные глаза сержанта. Потом свет фонарика погас и послышалось невнятное бормотанье: — Как же так… обминулся… А мне указали…
— Не беспокойтесь, что Степанов, что Букреев — одно и то же. На тот берег перебросим патроны, не обидим пехоту, — весело сказал Баштовой.
— Я спросил у пристани. Указали налево, — оправдывался сержант.
— Там же, у пристани, тоже свои моряки. Налево, направо — все будут в конце концов в одном месте. — Баштовой возвратил бумаги. — Давайте-ка обратно в Сенную, товарищ сержант.
Сержант откозырял. «Студебеккер» мягко, но сильно сдал задним ходом. Баштовой инструктировал Плескаче- ва, как лучше предохранить рации при высадке, и сверял позывные пехотных частей и своих рот, занесенные в аккуратно разграфленную записную книжку.
— Как все же я подсидел Степанова, — похвалился начальник штаба, отпуская Плескачева. — Грузовик винтовочных, а?
— Все равно там делиться придется…
— Конечно придется… Но все же ловко.
Шагаев подъехал на «Виллисе» и, выйдя из машины, направился к Букрееву. Рядом с Шагаевым очутились Батраков и Курилов. Они казались очень маленькими в сравнении с начальником политотдела. Шагаев поздоровался, и Букреев ощутил его полную, немного вспотевшую руку.
— Контр–адмирал у Гладышева, — сказал Шагаев, — просил передать вам пожелание успехов.
— Спасибо, товарищ капитан первого ранга.
— Скоро начнете погрузку?
— Через три минуты.
— А как у вас дела, Батраков?
— Все в порядке, товарищ капитан первого ранга.
— Пить чай теперь будем в Крыму, — пошутил Бук- реев.
— Кавказ надоел?
— Нагостевались на Кавказе, — серьезно ответил Батраков.
— Разрешите начать погрузку батальона, товарищ капитан первого ранга.
— Добро.
Букреев скомандовал. Его приказание, повторенное ротными командирами, сразу, привело в движение весь батальон. Каждый десантник знал свою «посуду», нацелился на нее и теперь побежал к своему месту. Не нужно было ни понукать, ни беспокоиться. Но все же Степняк больше по привычке, чем по необходимости, подбадривал своих пулеметчиков крепко проперченными словечками в отличие от Цыбина, молча пропускавшего мимо себя автоматчиков. Его стройная, неподвижная фигура казалась олицетворением спокойствия и разумного отношения к делу.
Острые пики флагштоков судов колыхались из стороны в сторону, и в такт их покачиванию тонко и однообразно поскрипывали швартовы. Букреев поднял голову. Над обрывом, на фоне мутной белесоватости угадывались домики и деревца, растопырившие свои голые ветви. Там, вверху, тепло жилищ и, может быть, бормо- танье сонного ребенка; где-нибудь на лавке пыхтенье опары, кисловатые запахи теста… А здесь.., будто на дне заброшенного колодца — ознобно, темно, мокро.
Берег быстро опустел.
— Счастливого пути, Николай Александрович.
Шагаев секунду помялся, но потом обнял Букреева.
И тот почувствовал мокрую кожу пальто, близко увидел блестящие глаза Шагаева и услыхал сдавленный от волнения голос:
— Успеха, успеха…
— До свидания…
В мотоботе Букреева подхватили чьи-то сильные руки. Люди потеснились, освободив командиру батальона место на боковом сиденьи, рядом с Таней. Она наклонилась к нему.
— Здесь будет хорошо, пожалуй. Вы даже можете немного прикорнуть, Николай Александрович.
Ее дружеский и заботливый тон, и это «Николай Александрович», произносимое всегда тихо, чтобы не слышали другие, подействовали умиротворяюще. Пропали томительные мысли. Нервный подъем сменился приятной, не расслабившей тело усталостью.
Корабли стартовали одновременно. Теплый чадный воздух пронесся мимо. В борт ударила лохматая вода, отброшенная винтами.
Сторожевой корабль буксировал два мотобота и гребной барказ, на них была погружена вся рота Рыбалко с приданными средствами усиления — пулеметчиками и минометчиками.
Мотобот — судно, рожденное нашей изобретательностью и горькой необходимостью, — представлял собой подобие большого низкобортного корыта, сваренного из толстого листового железа, рассчитанного на переброску при благоприятной погоде до пятидесяти человек с соответствующим вооружением. Два автомобильных мотора являлись двигательной силой этого несложного суденышка. Любовно окрещенный моряками «лаптем», мотобот пришел на помощь морякам, когда нужно было начинать наступательные действия в черноморском бассейне против захваченных и укрепленных противником берегов. Мотобот явился тем же оружием, каким в свое время была тачанка или теперь самолет «У-2», превращенный в ночной бомбардировщик.
Первая рота должна была захватить дамбу и причалы рыбачьего поселка и, выйдя на господствующие высоты, подавить противокатерные. батареи противника. Рыбалко считался мастером таранного удара и поэтому ему поручали решать основную задачу. Выбор почетный, связанный с большим риском и потерями. Но Рыбалко предпочитал опасные задания, где можно было полностью применить свою решительность, инициативу и личную отвагу.
Не остывший еще от посещения командующего с его впервые произнесенным «букреевцы», Букреев чувствовал внутреннее удовлетворение от того, что ему повезло пойти в первое серьезное дело именно с людьми Рыбалко, исповедующими боевой закон: «победа или смерть». Неужели эти моряки, сломившие железобетонный обвод Новороссийской бухты, прошедшие сотни километров полями битв и улицами пылающих городов, когда-нибудь сами назовут себя «букреевцами?»
Корабли еще не вышли из Таманского залива, все же сравнительно защищенного от северо–восточного ветра. С угрюмой последовательностью катились гривастые валы. Скрепленные тросами суденышки взлетали на гребни, опускались и снова плавно взлетали, словно на ярмарочных качелях. И, как всегда, трудолюбиво пыхтел впереди буксирный корабль, то припадал кормой, то поднимался, и тогда гудел туго натянутый трос.
На носу устроился сержант Котляров. Отсюда были видны броневой щиток пулемета, поставленного строго по ходу, и сидевшие возле него люди. У румпеля, рядом с рулевым, старшиной мотобота стоял Рыбалко, когда-то работавший рулевым. И теперь по его фигуре с широко расставленными ногами, по веселым окрикам было заметно, что он доволен, попав хотя бы на короткое время, как говорится, в родную стихию.