Огненная земля
Шрифт:
— Таня, что с вами?
— Я больше не могу… не могу…
— Старшего лейтенанта Рыбалко ко мне, — передал приказ Букреев.
Рыбалко добрался к командиру батальона быстрыми прыжками.
— Смените-ка главстаршину, — приказал Букреев. — Вы мне нужны.
Рыбалко осторожно высвободил Таню и умостился, поерзывая Плечами и что-то бурча себе под нос. Повозившись с плащ–палаткой, он приблизил к Букрееву свое лицо. Сверив друг у друга часы, они еще раз обговорили порядок подхода к берегу и детали атаки.
Таня лежала на мешках, прикрыв голову палаткой.
— Может, задремлет, — сказал Рыбалко. —
Волны неслись и неслись, жестокие, бесчисленные и ко всему безразличные. Они били в человеческие спины, обтянутые парусиной хаки, сделанной руками женщин Трехгорки. Знали ли они сейчас, засыпая в каменных домах Красной Пресни После утомительной ночной смены, что где-то, среди двух вздыбленных морей, ткань, сработанная ими, спасает от гибели хмоло- дых людей, плывущих навстречу подвигу.
Черная ночь, — в ней не чувствовалось ни конца, ни просвета. Вода взлохмачена ветрами, прилетевшими, может быть, от Карского моря и с вершин Урала. Тучи рвались в клочья, иногда брызгали дождем и пролетали вверху, словно птицы, размахивая тяжелыми, намокшими крыльями.
Озябшими пальцами Букреев отвернул рукав ватника. Тонкая фосфорическая минутная стрелка подошла к цифре «25», тупая часовая стояла между «4» и «5». Изучая расчеты штурма, Букреев смотрел на эти же часы и мысленно представлял себе тот миг, когда стрелки укажут «4–30», время артиллерийского налета. Сейчас на Большой земле возле орудий поддержки стали комендоры, в каналы стволов досланы снаряды.
Приближался Крым. Неясные контуры берега возникали впереди белых гребней. Встал Рыбалко и молча, опираясь на ходу на плечи сидевших на боковых балках людей, перешел в корму. Все зашевелились, но не поднялись. Страшный миг, разграничивающий жизнь и смерть, приближался. Что будет через несколько минут? Что ждет каждого из них? Справа блеснуло, и одновременно со светлым столбом, взметнувшимся кверху, донесся густой гром взрыва, усиленный морем. Столб распался на части, упал, но не весь, а наполовину, а волны с рокотом несли еще отголоски взрыва, как будто кто-то гремел огромным куском жести. Один из кораблей попал на мину. Вскочившая на ноги Таня стояла поддержанная Манжулой и напряженно всматривалась туда, где освещенный прямыми бледными пучками, как будто сверху упавшими на рубку, вспыхнул сторожевой корабль параллельного с ними курса. Прожекторный луч упал на буруны, дотянулся до корабля. Черные фигурки шевелились у носового орудия, и до них долетели звуки выстрелов. Прожектор отвернулся и погас.
И тогда открылась своя земля, разлука с которой, казалось, продолжалась так долго. На западных обрывах казачьей Кубани зажглось узкое колючее пламя. Свист тяжелых снарядов, быстрый и певучий, пронесся над головами, и сразу на крымской земле корончато вспыхнули сотни разноцветных разрывов.
Всегда угрюмый и немногословный Котляров первым поднялся возле своего пулемета и озорно заорал:
— Тамань и Тузла дают жизни!
Но осветился и крымский берег. Красные полоски вы. тянулись из-за высот. Стреляли немецкие орудия. Прожекторы вспыхнули и уже не гасли. Теперь впереди, позади и с боков были видны корабли десантной эскадры. За первым эшелоном шел Курасов с армейской пехотой. Его корабли стреляли. Изредка, оставляя красные дымчатые следы, выли ракетные снаряды.
Люди повеселели, скатали плащ–палатки, осмотрели оружие, закрепили лямки заплечных мешков.
Итак, скоро начнется. Как тогда говорил Баштовой: «На груди автомат, в ватнике, в шапке–ушанке, слегка надвинутой на брови, неся на себе две тысячи патронов и десять гранат, Куников одним из первых подошел к вражескому берегу и начал грозный, победный бой с врагом».
К горевшему сторожевику быстро Приблизился флагман Звенягин. Букреев перевел взгляд на берег. Рокот прибоя достиг его слуха. Итак, вот–вот он должен начать славу «букреевцев». Образ командующего встал перед ним. Букреев вспомнил его мягкий взгляд, нервное подергивание головы и его слово, от которого нет отступления: «букреевцы».
— Зараз отчипляться! — крикнул Рыбалко. — Пойдем своим ходом.
Рыбалко не успел сделать нескольких шагов. Огонь, грохот и горячий воздух пронеслись над мотоботом. Их буксирный «охотник» со сломанной мачтой быстро кренился влево. С узкой палубы, облитой каким-то жидким текучим пламенем, прыгали в воду люди. Потом они выныривали. Шары голов и выброшенные в саженки руки сбивались в кучки и, то проваливаясь, то снова вылетая, плыли к берегу.
Заработали моторы. Дрожание железного корпуса сразу успокоило нервы.
— Людей хватать на ходу, — приказал Букреев, — только на ходу.
Волны окатывали их, борта оседали, где-то близко рвались снаряды. Падали смерчи, подкрашенные голубым светом прожекторов. На минах подорвались еще два судна. Первая группа десантников успела пристать к берегу. Противник почти оставил в покое корабли, перенеся огонь на пляжи. Скорее «туда»! Все напряженно смотрели вперед, и на лицах всех можно было прочитать одно желание — быть там скорее, на твердой земле, скорее помочь товарищам.
— Цыбин там! Автоматчики!
— Вторая рота!
Где-то должна быть дамба. Ее надо штурмовать. Но дамбы не видно, а только однообразная линия высокого берега. Очевидно, суда снесло влево от цели. Букреев приказал итти напрямик к берегу, высаживаться и на суше уже ориентировать удар.
Но что это? Судно уже не дрожит и не слышно рокота моторов. Откинув крышку трюмного люка, что-то, захлебываясь, кричал моторист, и его измазанное, исковерканное от крика лицо освещает прожектор и, кажется, крутит и жжет.
— Ду–ду–ду, — стучит пулемет с берега.
Гребной барказ проскакивает мимо, и раскачиваясь яростно и в такт, гребут матросы.
— Моторы стали!
Рыбалко пригнулся и, кажется, готов Прыгнуть туда, где идет бой, где их ожидают. Второй мотобот поднят на гребень волны, и с пестро раскрашенных клепаных бортов, овально загнутых к днищу, сбегают светлые засаленные струйки. Моторы работают. До слуха доносятся шум, резкие выхлопы глушителей и видна стремительная и тугая линия натужно выброшенной отработанной горючей смеси. Букреев пытается приблизиться ко второму мотоботу. Все работают досками, баграми. Наконец, борта стукнулись и оттуда протянуты десятки рук. «Трос намотался на винт!» Крик падает и уходит за ветром. Два суденышка крепко сцепились. Их несет по течению. При свете прожектора Букреев видит словно покрытые фосфором окаменевшие лица и волны, падающие с каким-то металлическим шумом.