Огненное евангелие
Шрифт:
Тео сел прямо. Бок у него дергало, а тут еще открылась прямая кишка.
— А потом что случилось? — спросил он у Нури.
Тот пожал плечами, как бы давая понять, что это не к нему вопрос.
— Не знаю. Если хочешь, можешь идти. Я не хотел этих осложнений. Я хотел одного — остановить твою книгу, что я и сделал. Моя миссия выполнена. Ты можешь вызвать полицию, мне все равно. Тюрьмы я не боюсь. Я ничего не боюсь.
Тео попробовал подняться, но опять сел.
Из пулевого отверстия в кресле вылетела труха. Нури взял его за кисть и помог встать.
— Я никому не скажу, обещаю, —
Его обещания не произвели на араба никакого впечатления.
— Я знаю, ты будешь говорить всем, кто согласится тебя выслушать, что твое признание было вынужденным. Но это неважно. Слова сказаны, их услышали. Назад их уже не возьмешь. Дело сделано.
— Я в том смысле, что никому не скажу про вас. Скажу, что я не разглядел своих похитителей, так как их лица были постоянно закрыты масками. И… и что они отвезли меня в лес.
Нури робко улыбнулся.
Тео собрался со всей возможной поспешностью с учетом жутковатой кровоточащей раны, обезвоживания организма и уделанных трусов. Пока он в ванной отжимал покоричневевшую губку, его терзал страх, что белокожий очнется и выстрелит в него вторично. Через полтора месяца копы ворвутся в квартиру и обнаружат труп Тео Гриппина с размозженной башкой, а все потому, что он слишком долго и тщательно обрабатывал промежность. Но белокожий не очнулся. Он продолжал лежать на кушетке без сознания, завернутый в одеяло. Рот его был безвольно раскрыт, а дыхание затруднено из-за вывалившегося языка.
Нури дал Тео чистое белое кухонное полотенце вместо бинта и тесную кожанку на молнии, чтобы прижать сложенное полотенце к ране.
— Я не возьму вашу куртку, — запротестовал Тео.
— Она не моя, — печально ответил Нури. — Это его куртка. И он ее давно не носит.
Тео застегнул молнию. Ансамбль из яркой узорчатой рубашки, тесной кожанки и подмокших брюк вряд ли прокатил бы на шоу Барбары Кун. Бумажник на месте, и на том спасибо. Перед выступлением в Pages он планировал переложить его во внутренний карман пиджака, чтобы удобнее себя чувствовать, сидя на жестком пластиковом стуле, но в последний момент забыл, пиджак же наверняка сгорел вместе с половиной книг.
— Тебя правда зовут Грипенкерль? — спросил Нури, открывая входную дверь.
— Да, — ответил Тео. Ворвавшийся в квартиру свежий ветерок прошуршал старыми обертками из-под еды и прочим мусором. С кушетки донесся звук, как будто всхлипнул ребенок.
— Еврейская фамилия?
Тео покачал головой.
— Немецкая.
— Это хорошо, — сказал Нури и действительно вздохнул с облегчением. — Тебе нужен автобус номер 12.
— Номер 12, — повторил Тео, направляясь к лестнице шатающейся походкой.
— Сразу садись в автобус! — крикнул Нури ему вдогонку. — Это плохой квартал. Здесь могут и покалечить.
ЛЮДИ
Тео Грипенкерль неуверенно шел по улице, которую никогда раньше не видел. В лучах заходящего солнца мрачная городская застройка выглядела совсем зловеще. Огромные прямоугольники обнаженной земли, усыпанной щебнем после сноса бог весть какого дома, были обнесены стальной решеткой и колючей проволокой. Тротуары окаймляла мусорная пестрядь. Загадочные овальные диски из металла, торчащие среди дешевых проржавленных автомобилей на стоянке строительной фирмы, были украшены сделанными на скорую руку граффити, этими безвкусными иероглифами эпохи хип-хопа. Самозахваченный дом, где жили Нури и белокожий, судя по всему, был единственным обитаемым жилищем в округе, да и то не факт: почти нигде в окнах не горел свет. На фоне раскаленного неба дом казался гигантским надгробным камнем.
— Как насчет пососать, мистер?
Из-за телефонной будки, в которой от вырванного с мясом телефона остались только торчащие провода, к нему обращалась чернокожая женщина в синтетическом светлом парике, с размалеванным красным ртом. Тео остановился в недоумении. В последние недели к нему подходили сотни женщин за автографом или утешением или чтобы по крайней мере быть замеченными Автором. На мгновение ему показалось, что женщина ждет от него этой услуги.
— Пятнадцать баксов, — запросила она.
Тео оглядел ее сверху донизу. Пальцы ее ног и сами ноги напряглись из последних сил и слегка дрожали, пытаясь удержать такую массу тела на вызывающе высоких каблуках. Как желе, дрожало ее солидное декольте. На одной груди была вытатуирована длиннохвостая птица, летящая к ее горлу.
Тео извлек бумажник из кармана мокрых брюк и достал оттуда двадцатидолларовую купюру.
— Сдачи не надо, — сказал он и поспешил дальше.
Собственно, «поспешил» это громко сказано; точнее, побрел, стараясь побыстрее переставлять ноги. Если бы за ним кто-то увязался — та же проститутка или грабитель, — у него не было бы ни одного шанса. Каждый шаг отзывался острой болью в боку. Он попробовал припадать на одну ногу — вдруг поможет? Не помогло.
Несколько сотен шажков, и он добрался до главной улицы. Это была типичная главная улица — ряд витринных фасадов, заслоняющих остатки старой архитектуры. Под паутиной электрических проводов и дорожных приспособлений сновали машины. Профессиональные заведения уже закрылись, в отличие от торговых точек, фастфудов и видеосалонов; люди входили внутрь, другие прогуливались мимо. Слышался смех, кто-то торговался, кто-то оживленно спорил и вовсе не о «Пятом евангелии». Жизнь продолжалась.
Тео зашел в дежурный магазин и взял бутылку воды. Он подумал было купить еще пачку сигарет, но его горло до сих пор саднило после пожара. Вот вам секрет, как бросить курить.
Кассир продержал его с бутылкой не меньше минуты, внимательно изучая пятидолларовую бумажку. У Тео промелькнула мысль, что он по ошибке дал кассиру пятьдесят долларов. Но вот наконец бумажка оказалась в кассе, и он получил сдачу.
— Спасибо, — сказал Тео.
— Приятного вам вечера, — отозвался кассир, протягивая гласные.
Тео вышел на улицу и приложился к бутылке. Вода пролилась, и он опустил взгляд, собираясь вытереться. Из-под кожанки вылезло порозовевшее кухонное полотенце. Он затолкал его обратно и привалился к косяку.