Огненное лето 41-го
Шрифт:
С трудом киваю разом загудевшей головой. Все-таки подставил, гад! Ой, как подставил…
Между тем Забивалов поворачивается к побледневшему командиру и внимательно на него смотрит:
— Так что, товарищ полковник, верно говорит товарищ Столяров?
Усольцев выдавливает трясущимися губами:
— Верно, товарищ Забивалов… Но у меня приказ командующего округом…
Удар кулаком по столу звучит, будто пушечный выстрел, все присутствующие в кабинете вздрагивают от неожиданности, а особист уже кричит срывающимся голосом:
—
Что-то гундосит Розенбаум, пыхтит Телегин, начальник снабжения полка, но Забивалов никого не слушает…
Вечером встречаемся с Сашкой и я рассказываю ему об инциденте. Он качает головой и говорит:
— Значит, свезло вам с особистом, грамотный мужик попался! А то у нас в соседнем батальоне решили новые танки на показ начальству вывести, помнишь, ты в Финляндии садился? Так вот, представь — их бензином в парке заправили!
— Ну и что?
Старший брат смотрит на меня с удивлением, потом спохватывается:
— Они ж дизельные. Им солярка нужна.
— А…
…Появляются наши дамы, и мы идём в парк, гулять. Эту традицию соблюдаем уже два месяца. Когда девушки на минуточку нас оставляют, Сашка шепчет:
— Ты как себя чувствуешь?
— Паршиво. Финляндия снится без перерыва… Что за напасть такая..
— И мне…
…Отсчитываю витки штопора. Первый, второй, третий… Пора! Ручку влево, толкаю педаль — и в этот момент… Яркая зелень полей мгновенно меняет свой цвет на белый; откуда ни возьмись, появляются вековые сосны леса. Вот она, фашистская Финляндия, Выборгские леса…
Тяжёлые пули рвут перкаль плоскости. «Фоккер» с горизонтальной голубой свастикой вывалился из-за тучи, когда моя тройка как раз выходила из пике. Идущий ведущим Костя Родионов, по-моему, даже и понять ничего не успел, прежде чем прямо в воздухе взорвался. Мы в разные стороны шарахнулись — это меня и спасло. Финн за Рахметкуловым погнался: «Чайка» хоть и юркая, да и враг ей не уступит — опытный гад попался! Рахим вспыхнул уже после второй очереди и пошёл со снижением в сторону наших окопов. И, пока D-XXI набирал высоту, я успел уйти на разворот, попытавшись пристроиться ему в хвост. Куда там! У него скорость выше, так и оторвался. То ли патроны кончились, то ли еще что…
…Четверг, восемнадцатое июня. Возвращаюсь после учебных полётов (по земле, в смысле, возвращаюсь, приземлился уже), когда меня окликает Забивалов. Он только что вернулся из командировки в ПрибВО, прилетел на «У-2». Взъерошенный какой-то, словно на его плечах лежит неимоверная тяжесть:
— А, Столяров… здорово. Зайди во мне, дело есть.
Пожав плечами, иду следом в его служебный кабинет. «Особист» делает знак занять свободный стул, молча открывает пачку «Казбека»:
— Угощайся.
Мягко стелет… К чему бы это? Неужели решил из меня сексота сделать? Так ведь не выйдет! Хороший ты мужик, Забивалов, только и я не из таких! Но он молча смотрит мне в глаза своим тяжёлым взглядом:
— Слушай, комэск, у нас ничего сегодня в части не объявляли?
— Да нет. Всё как обычно, по распорядку. Полёты, потом учебные классы.
— А самолёты не велели готовить? Запасные площадки?
— Да нет, ничего такого не было.
Он делает глубокую затяжку, несколько секунд молчит, затем глухо роняет:
— Я сегодня перед отлётом из Шауляя приказ получил, во исполнение директивы товарища Сталина. Немедленно привести полк в боевую готовность в связи с началом войны с фашистской Германией 22 июня. В воскресенье.
Я молчу, потом до меня доходит:
— Как война? В воскресенье начнётся?!
— Да, комэск. Утром приказ пришёл, прямо из Кремля позвонили. Велели немедленно готовить войска к войне. Укрепрайоны, боеприпасы, вывести войска, танки и авиацию — в районы сосредоточения, занять позиции. Приготовиться к обороне и удерживать врага минимум пятнадцать дней, пока не пройдёт мобилизация.
— ?!
— Ну, раз тут пока не говорили, значит, незачем. Ты вот что, комэск, иди домой. И помалкивай о том, что я тебе сказал. Ни одной живой душе, понял?
— Так точно…
…Оглушённый такой новостью, бреду домой, сна, несмотря на усталость, дело ясное, ни в одном глазу. Неужели оно Война?..
…Пятница. Двадцатое июня. У нас сегодня показательное выступление. Летим я, комэск-один Сидорович, капитан Ветров, заместитель командира полка по боевой подготовке. Полная тройка, как положено по уставу. Единственное, что мне не нравится — хитрая улыбочка Розенбаума.
Наверняка какую-нибудь гадость приготовил — любит он такое делать. И командир полка такой же. Думаете, забыл, как его «особняк» припёр? Не-ет… Ладно, мне последний день, собственно говоря, отслужить осталось. С завтрашнего дня, двадцать первого июня тысяча девятьсот сорок первого года, я получаю отпуск по семейным обстоятельствам и еду домой. Сашка, кстати, тоже.
На воскресенье билеты на поезд взяли — даже странно, что никаких попыток приготовиться к войне нет. Я звонил другу в Вильнюс — говорит, у них все готовятся. Правда, намёками — а как иначе? — но дал понять, что ОНИ ЗНАЮТ… А мы, получается, жениться едем. Словно и не будет ничего. Вот то-то и оно…