Огненное сердце
Шрифт:
– Думаю, уже пора сваливать, – замечает Димка ближе к девяти. Я как раз только-только проводила своих родителей, выйдя в коридор вместе с Ладо.
– А другие гости не обидятся?
– Что ты. Они вслед за нами начнут расходиться.
– Тогда поехали. Но я ненадолго. Устала очень.
Димкины друзья – разношерстная пестрая толпа. С большей частью он дружит с раннего детства, что тоже много о нем говорит. Димкины приятели не спрашивают, кем мы приходимся друг другу, и вообще ведут себя предельно корректно. Мне в их компании легко и весело. Несмотря даже на то, что в местах, подобных этому, я в последний раз была… Да даже и вспомнить трудно. Это же какая-то молодежная тусовка,
Сидельник… Да. Он его сын.
Гатоев. Тот просто не оставляет меня в покое. Регулярно напоминая о себе, не в силах смириться с тем, что я не собираюсь под него прогибаться.
– Пойдем, что ты сидишь?!
– Я не умею танцевать! – перекрикиваю музыку.
– Глупости. Что тут уметь? Просто закрой глаза и отдайся музыке.
Так и делаю. Пьяной себя отпустить легко… В ритм с битом, в такт сердцу. Танцую. Чувствую себя молодой и легкой. Будто ничего на меня не давит. И никто… Музыка останавливается в какой-то момент. Я улыбаясь, открываю глаза. И понимаю, что все это время Димка, не отрываясь, на меня пялился.
– Что?
– Я тебя люблю.
Вот так легко, блин. Просто посреди танцпола. Улыбка медленно стирается. Она сейчас неуместна. Но что ей противопоставить – тоже сложный вопрос. Поэтому просто смотрю на него, и смотрю, а свет пульсирует.
– Мы пьяные.
– И что?
– В таком состоянии нельзя… Хм… ну ты понимаешь.
– Значит, в другой раз, – улыбается. – У нас полным-полно времени.
Я не знаю, так ли это. Я даже не уверена, что протрезвев, не пожалею о том, что ляпнула. Но сейчас мне это кажется необходимым…
– Знаешь, я уже, наверное, поеду.
– Я тебя провожу. Сейчас только предупрежу своих.
Глава 22
– Я поднимусь с тобой!
За время дороги нас с Димкой еще немного развозит.
– Ни за что, – глупо хихикаю я, а он, наоборот, серьезнеет:
– Почему?
– Тебе домой надо, – выпаливаю первый пришедший на ум довод.
– А вот и нет. Все дело в тебе.
– Во мне?
– Ты боишься не устоять, если я провожу тебя до двери, – без тени сомнения заявляет этот наглец.
– Ну, все. Ты меня раскусил. Теперь точно можно прощаться, – чмокаю его в подбородок и вываливаюсь из тачки: – Пока!
Таксист, видимо, опасаясь, как бы наше прощание не затянулось, срывается с места, а я стою, покачиваясь на высоких каблуках, и как дура улыбаюсь вслед удаляющимся огням фар. Осенний ветер лижет ноги, проникая под тонкий капрон. Пальцы в туфлях стынут. Еще недавно казалось, что в душу уже не вместится больше горя и разочарования, емкости переполнены, а сейчас облетевшей кленовой листвой на языке горчит предвкушение. Ступая по ковру из опавших листьев, бреду к калитке. В просвете между домов ветер усиливается, рвет одежду, волосы, сдирает кожу с лица. Забегаю в парадную, хихикаю. К лифту бегу, перепрыгивая с одной плитки на другую. Тот, как назло, едет
Сердце срывается в бешеный темп. И словно не было ничего хорошего. Меня как в болото затягивает в осознание своей принадлежности этому мужику. Не то чтобы это было моим решением… Просто кажется, мне от него не убежать.
– Ты ко мне? – да-да, дурацкий вопрос, но нам надо с чего-то начать. Эта тишина совершенно невыносима, да и лифт приехал. А Гатоев стоит. И ни туда, ни сюда.
– Нажралась… Только посмотри на себя.
Эмоции все же проступают на его смуглом лице желваками.
– А ты что, подрабатываешь в полиции нравов?
Бояться надоело. Я делаю шаг вперед и, оттеснив его чуть вбок, просачиваюсь в коридор.
– Тише будь. Я тебя не отпускал.
– А я тебя отпустила. Так почему ты опять здесь?
Касаюсь лбом дверного полотна. Вдох-выдох. Опять дежавю. Не хочу опускаться до скандала, но его отголоски клокочут в горле. И кажется, я в момент трезвею. Пьяную расслабленность в голове вытесняют позорные мысли: он скучал, он не забыл. И от этого становится так сладко, что хочется, провернув замок, впустить его в свой дом. Как однажды впустила в сердце, так что теперь и поганой метлой его оттуда не выметешь.
Муса наклоняется. Ведет носом вдоль моей скулы. Время растягивается. Я как никогда ощущаю его бесконечность…
– Воняешь, как бордельная девка.
– Еще один довод в копилку твоей невесты. Вопрос – какого черта, почему ты не с ней?
Слова едва успевают стихнуть, как он разворачивает меня волчком. Смуглые пальцы больно впиваются в запястье. Как хорошо, что Димка все же за мной не вышел! Наверняка бы они сцепились. А так…
– Мне больно, – цежу я.
– Мне тоже! – орет Гатоев. И осекается вдруг, потрясенный, словно он сам не ожидал от себя такой вспышки. Зарывшись пятерней в волосы, с силой дергает. – Мне тоже. – Твердые пальцы касаются моего лица. Обводят черты так нежно, как, может быть, никогда до этого. А вот во взгляде нежности нет. Он огнем горит. Не знаю, сколько в этом любви, но больной пугающей ревности – через край. – Ты с кем была, девочка?
– Я же не спрашиваю.
– А я спросил.
Ласкающий скулу палец сползает на губы и настойчиво придавливает их мякоть. Чернота в глазах становится совсем уж непроглядной и вязкой. Она липнет. Заставляет пугливо ежиться и втягивать голову в плечи.
– Тебя. Это. Не касается.
Зубы стучат. Так что выходит не так твердо, как мне того бы хотелось. Давлюсь металлическим привкусом его кожи…
– Думаешь?
Он улыбается. Но в этой улыбке ни веселья нет, ни тепла.
– Уверена. Уходи, Муса. Я не приглашу в гости.
– А его?
– Может быть.
– Шлюха. С одного члена на другой скачешь…
Я сглатываю готовые сорваться с губ ответные оскорбления. И оправдания. И упреки. Если так ему будет проще со всем этим справиться – пусть. Пусть я буду шлюхой.
– Тем более зачем тебе такая?
Гатоев вскидывается в ответ на это замечание. Впивается глазами в мое лицо. Естественно, сказать ему на это нечего. Я буквально его к стенке приперла своим вопросом.
– Каким же краем ты ходишь… – сипит он. – Я же…