Огненные врата
Шрифт:
Ирка шла первой, гораздо легче и быстрее Буслаева. За перила не держалась – они были ей не нужны. Мост под ней и так не проваливался. Буслаева это удивляло, но недолго. «В том мире она больше страдала… Испытания, ноги. Вот за воротами ей и проще».
Мост становился выше, а озеро под ним глубже. Участки хрупкого моста перемежались участками, где из досок выступали шипы и острые стекла. Обойти их не получалось – приходилось наступать. Боль была реальной, но ран не оставляла. Ирка проходила такие участки решительно и смело: видимо, принимала всякую боль как данность и не старалась сократить ее или уменьшить. Меф
К тому же он внезапно осознал, что на мосту они с Иркой не одни. Перед ними, опережая их, двигаются сотни людей. Одни трусливо ползут на животе или на четвереньках, другие виснут на перилах и раскачиваются от страха, третьи шагают уверенно. Некоторые пытаются повернуть назад, но это невозможно, и, постояв немного, они вновь двигаются вперед. Временами кто-то срывается с моста и падает. Слышится плеск и крик. Одни барахтаются в озере, постепенно уходя на дно, но большинство сваливается на мыльные острова, которые, медленно вращаясь, дрейфуют к огромной, заглатывающей их воронке в центре озера. Правда, дрейф этот, учитывая ничтожную скорость движения островов, длится многие века и тысячелетия.
Сообразив это, Меф стал вглядываться в острова. Вскоре он обнаружил, что все они разных размеров – от крошечных, на которых и двое едва устоят, до гигантских. Прыгая с острова на остров, можно еще перебраться на берег и вновь оказаться на мосту, начав все сначала, но почему-то мало кто это делает.
На одном огромном острове все ели. Новая пища возникала прямо из пены, причем разнообразнейшая: десерты, салаты, первые блюда, жаркое. Люди жадно заглатывали пену, но она не насыщала, а лишь разжигала аппетит. Они вырывали пену друг у друга, глотали все новые и новые ее порции и не помнили уже о существовании моста.
На соседнем, не менее громадном острове, люди танцевали и обнимали друг друга, часто меняя пары и не замечая, что от объятий слипаются в единое многорукое, многоногое, аморфно-расплывчатое, перепутанное существо, в которое залипают все новые и новые жертвы, осыпающиеся с моста.
На третьем острове высилось множество колонн из мыльной пены. Мужчины, женщины, старики забирались на них и принимали художественные позы – то выставляли вперед палец, указуя кому-то путь, то, притворяясь вдохновенными мыслителями, вскидывали руки к голове и лохматили волосы. Занятие это, со стороны абсолютно нелепое, самим людям казалось очень увлекательным, и с этого острова никто не уходил, а, напротив, нередко два или три человека начинали драться за один мыльный постамент.
Внезапно Меф заинтересовался совсем крошечным, из тумана выплывшим островком. На островке сидел красивый и спортивный парень и с увлечением играл в куколку мужского пола, как две капли воды похожую на него самого. Он заставлял куколку принимать небрежные позы, напрягать мышцы, вертеть головой, менял ей рубашки и джинсы, мастерил из пены разные вещи или вкладывал ей в руку палочку и заставлял ее размахивать этой палочкой.
«Вот тупица! Из психлечебницы сбежал?» – не удержавшись, подумал Меф. Не успел он довести эту мысль до конца, как мост разошелся у него под ногами.
Не выпуская из рук спаты, Мефодий пролетел несколько метров и упал в озеро. Плавал он неплохо, но вода тут была особенная – вязкая и густая. Буслаев ушел с головой, долго барахтался и почти захлебнулся, но потом все же всплыл, едва не потеряв меч. Он потратил массу сил, пока выбрался на ближайший остров. Мыльные края все время обламывались. Уцепиться было не за что.
Остров, на который он выполз, оказался небольшим. По спрессованной пене катался смуглый человек и с ненавистью бил сам себя коротким кинжалом. От боли он хрипел и с яростью колол кинжалом, проворачивая его в ране. Раны затягивались, едва он извлекал клинок, и, если бы человек прекратил наносить удары, то моментально исцелился бы. Однако смуглокожий этого почему-то никак не мог понять. Он бил себя не переставая и зверел все больше. Ему казалось, что его ранит кто-то другой, и он желал убить его первым. Он даже и на человека уже не был похож – совершенно остервеневшее существо с желтой пеной вокруг рта.
Меф кинулся к нему, надеясь отобрать оружие, но не смог приблизиться. Незримая сила не пустила его. Два шага, отделявшие его от смуглого, он не пробежал бы за вечность. Меф крикнул, чтобы он остановился, но тот не видел ничего, кроме воображаемого врага и опускающегося и поднимающегося кинжала.
От тяжести Буслаева остров стал уходить под воду. Он мог выдержать только одного человека. Разбежавшись, Меф торопливо оттолкнулся и перепрыгнул на соседний. Тот быть чуть больше и уже не проваливался.
Женщина с одутловатым и незлым лицом, с пучком волос на затылке, стояла перед зеркалом и, указывая на свое отражение пальцем, повторяла одно и то же:
– Ты уволена, Даша! Да, я желала бы тебе помочь! Всей душой, всем сердцем! Да, я понимаю, что тебе некуда идти, у тебя маленький ребенок! Но – не могу!!! Существует право собственности! Святое право! Когда кто-то берет мою вещь, пусть даже это всего лишь одеяло, он должен ставить меня об этом в известность, даже если не имелась в виду кража!.. Да, мое сердце всецело на твоей стороне, но… не могу! Это создало бы лазейку для многих!
На лице у отражения в зеркале была мука. Видимо, этот разговор длился долгие десятилетия.
Подождав, пока соседний остров немного приблизится, Меф перепрыгнул на него.
«И где сейчас Ирка? Уже, наверное, на середине озера! С моста ей прыгать смысла нет, а вернуться по мосту невозможно», – подумал он.
Буслаев побежал по островам, перескакивая с одного на другой. Крупные острова, далеко отстоящие друг от друга, были ему неудобны, и он приноровился прыгать по мелким, на большинстве из которых помещалось по два-три, редко по четыре человека.
На одном из них мужик с рыжей бородой, в жилетке, состроченной из разноцветных кусочков, быстро и горячо повторял, толкая себя в живот толстым указательным пальцем.
– Рубь, да еще рубь, да рубь с полтиной! С тебя пять! Како чтеши? Да за постой лошади гривенник! Да за водопой трижды по копейке! Итого девять да росту по двухгривенному на рубь за два года! Вот ты мне двадцать целковых вынь да положь! Добром отдашь али к мировому вести?
Рядом высокий мужчина пытался сбежать с довольно большого и устойчивого острова, но не мог, потому что на глазах у него была повязка. Он вынужден был прибегать к помощи маленькой, очень язвительной женщины, которая, следя за проплывающими островами, кричала: