Огненный котёл
Шрифт:
Роденко решился первым.
— А как насчет Мессинского пролива?
— Это будет нелегко, могу вас заверить, — сказал Федоров. — Там расположена база итальянских крейсеров, кроме того, в том районе действуют две британские подводные лодки.
— С подлодками мы легко справимся, — вмешался Тарасов.
— Кроме того, у нас достаточно ракет для отражения воздушных ударов, на данный момент, и достаточно «Москитов-2», если нас решат побеспокоить эти крейсера, — поддержал его Роденко.
— Но не забывайте о береговых батареях в очень узком проливе. Хорошо, предположим, что мы достигнем прорыва, — сказал Федоров. —
— Мы сможем размазать немцев и помочь нашим товарищам! — Улыбнулся Тарасов.
— Возражения? — Спросил Вольский, подняв густые брови, и обведя взглядом всех, в особенности Карпова.
— Черное море — определенная возможность, — начал Карпов. — Пройдя через Босфор, мы могли бы присоединиться к сражению за Новороссийск. Если уж на то пошло, мы могли бы нанести ядерный удар по 6-й немецкой армии, предотвратив страдания и смерти в Сталинградском сражении. Это могло бы ускорить перелом в войне. Если нам снова придется сражаться, почему бы не сражаться за Россию?
Вольский нахмурился от упоминания о ядерное оружии. Огромное грибовидное облако все еще стояло у него перед глазами.
— Сталин, безусловно, это оценит, — сказал Вольский. — У меня было время подумать над этим, когда мы впервые начали это злодеяние. Мы также располагаем знанием о ходе будущих событий, что может оказаться более ценным, чем любое оружие, которое мы можем использовать. Мы знаем время и цель каждой немецкой операции, верно, Федоров?
— Так точно, товарищ адмирал, но нам предстоит преодолеть 1 800 миль, пройти Мессинский пролив, остров Крит и базы гитлеровской коалиции в Греции, затем Дарданеллы, то есть еще 200 миль через минные поля, береговые батареи, в пределах досягаемости немецкой авиации. И, оказавшись там, мы будем заперты в Черном море на весь период войны, предполагая, что мы не исчезнем раньше. И что же? Как скоро наши соотечественники начнут настаивать на чем-то большем, чем информация? Я не забыл, что все мы говорили о Сталине, когда этот вопрос был поднят впервые.
Вольский кивнул с хмурым лицом.
— Есть и другой вариант, — продолжил Федоров. — Я предлагаю направиться на север в Лигурийское море, либо в район южнее Тулона. Там мы могли бы переждать сражение. Пусть британцы с немцами и итальянцами вцепятся друг в друга, как это и должно было быть, а мы постараемся не вмешиваться. Направившись к эпицентру боевых действий, мы будем неизбежно обнаружены и атакованы той или другой стороной. Да, вероятно, мы сможем с ними справиться, но будет обнаружены, и тогда немцы бросят против нас серьезные силы. Или британцы. В общем замешательстве мы можем быть атакованы даже и теми и другими Нам не следует идти на запад прямым маршрутом, — подытожил он. — А направившись на юго-восток через Мессинский пролив, мы должны будем совершать долгий переход через Эгейское море в условиях противодействия авиации обеих сторон, а затем окажемся заперты в Черном море.
— Похоже, что наш единственный вариант — уйти на север, подальше от эпицентра боев, а затем решить, что делать дальше.
— Действительно, — сказал Федоров. — Но это означает, что нам придется пройти мимо
— А что будет дальше? — Спросил Вольский. — Предположим, что мы сделаем это и прорвемся в район западнее Сардинии и Корсики. Затем, я так понимаю, мы пройдем севернее Балеарских островов. Что дальше? Будем ли мы готовы к прорыву через Гибралтар? И какие силы противника мы встретим там?
— Британский флот, — категорично сказал Федоров. — Все, что остается после провода конвоя, уйдет к Гибралтару, и их тяжелые корабли окажутся там задолго до нас, если мы не выдвинемся немедленно. Среди них линкоры «Нельсон» и «Родни», а также стая крейсеров и эсминцев. Их авианосцы тяжело пострадают, если ход истории останется прежним. Они уже потеряли «Игл», а «Индомитейбл» получит такие повреждения, что утратит боеспособность. «Аргус» не вызывает у меня беспокойства, но остаются еще наши старые знакомые — «Фьюриос» и «Викториес», а также все авиационные соединения, оставшиеся в Гибралтаре, представляющим собой еще один непотопляемый авианосец, как и Мальта.
— Сможем ли мы прорваться, Карпов? — Спросил адмирал, желая вовлечь капитана в дискуссию.
— Разумеется, — ответил Карпов. — Все мы видели возможности этого корабля, поскольку они могут быть крайне необходимы. Я не хочу сказать, что я действовал разумно… — Он сделал паузу, и Вольский видел, что говорить это было для него тяжело. — … Или даже, что мои тактические решения были верны. Я был одержим намерением нанести решающий политический удар, который бы действительно изменил ход истории, который породил бы лучший мир для России, страны, которую мы оставили и которую все мы присягнули защищать.
— Верно. Но все мы видели результаты, капитан, и это никого не обрадовало. Мы попали в ад, в то, что ближе всего к этому слову в пределах человеческого понимания. Мы все попадем туда в свое время, — улыбнулся он. — Но у меня совершенно нет желания возвращаться туда.
— Но именно это нам и предстоит, направимся мы на запад или на восток, — сказал Карпов. — Нам придется пройти через огненные врата — будь то Мессина, Бонифачо, Босфор или Гибралтар. Путь на запад означает 1 800 миль опасного пути и крупное сражение в конце.
— Кто-либо считает, что мы можем победить?
— Разумеется, хотя многое будет зависеть от нашего боезапаса к тому моменту. Прошу не воспринимать мои слова как упрек, но я должен сказать, что там, куда мы направляемся, нет непотопляемых авианосцев. — Он указал пальцем на стол, подчеркивая свою точку зрения. — У нас есть средства уничтожить как Мальту, так и Гибралтар, стереть всю их воздушную мощь с карты одним ударом. И если у нас остаются силы продолжать обсуждение, то я должен также добавить, что уничтожив любую из этих баз, мы можем повлиять на исход войны, в особенности сейчас, в августе 1942. Потеря Мальты либо Гибралтара серьезно склонит баланс сил в Северной Африке в пользу немцев. В конечном итоге, они могут не победить, но у них будет серьезный шанс занять Александрию или даже прорваться к Суэцкому каналу. Это могло бы лишить Британию возможности вести войну на суше, по крайней мере, на какое-то время.