Огненный крест

Денисов Николай Васильевич

– Оля, говорю, – у нас в России в такой квартире живёт, может быть, только Горбачёв.

Смеётся:

– Ну что вы, пустяки. Есть много богаче, фешенебельней, с бассейнами.

Выпили на открытой веранде тринадцатого этажа но чашечке кофе, посмотрели фотографии, что старший сын Жоржик (19 лет) привёз недавно из Сан-Франциско, где пробыл месяц: нанял машину, нашел себе барышню, развлекался...

Что сказать? Молчу. Каждому своё...

Но почему-то вспомнились недавние слова бывшего гимназиста, ныне русского венесуэльца, Игоря Романовича Ратинова: «То, что у вас намечали большевики, осуществили мы здесь!»

Отчасти – да. «И – все же, все же...», как написал, правда,

по другому, по трагическому поводу, наш великий советский поэт Александр Твардовский.

Уже в машине, по дороге на «кинта Сима», плотно «забаррикадировавшись» поднятыми боковыми стеклами, защелкнувшись на все дверные замки, мы ехали, прибавив газу, не останавливаясь, через особо разбойный район, Волков рассказывал о своей единственной дочери:

«Она рядовой экономист. Еще подрабатывает, так здесь принято среди всех слоёв населения, выпечкой и продажей сладкого печенья. Старший сын Жоржик от первого брака. Муж был из русских. Приехал сюда с родителями-эмигрантами. Здесь вырос, окончил военно-морской корпус, затем академию. Служил в морских погранвойсках. Дослужился до третьего чина и – «надоело тянуть военную лямку». Поскольку имел инженерное образование, легко устроился на гражданской службе. Вёл своё дело, брал подряды на строительство... Второй муж Ольги венесуэлец, из местных состоятельных людей, из золотой молодёжи. Он и купил эту шикарную квартиру. И вот тоже разводятся... Всё нужно – по закону – делить пополам. Как здесь это делается? Нужно продать квартиру оптом и целиком. И на эти деньги купить две новых, понятно, поскромнее. И в этом же, например, доме. А квартиры нынче стоят баснословных денег...»

20 мая

В этой квартире, как раз напротив «злачного места», то есть (надо ж так!) выходящей окнами на публичный дом с символичным, а может быть, настоящим красным фонарём у входа, с толчеей легковых у подъезда, другой мир и лад, другая обстановка, другие разговоры и душевный настрой.

– Это мы, Лидия Михайловна! – пятью минутами раньше вдоволь нашутившись по поводу «красного фонаря», громко объявляет с порога Георгий Григорьевич.

– Проходите, проходите, – небольшого роста сухонькая женщина с интеллигентным лицом спокойно, с достоинством приглашает нас в свои апартаменты.

Я знал, куда еду на этот раз. О «красном фонаре» было ни звука. Но зато была обрисована обстановка в этой русской квартире, предполагаемый «ритуал» беседы – с подвижницей, собирательницей и очень осведомленной читательницей мировой литера туры, посвятившей этому «делу» всю свою долгую жизнь.

Лидия Михайловна, прознав о госте из России, да еще о литераторе, решила посоветоваться, как ей быть с книгами, поскольку возраст преклонный, восемьдесят три года, а родственников никого... А без неё, мол, книги просто растащат или выбросят на свалку.

Как во множестве мест, в которых мне уже довелось побывать в Каракасе и его окрестностях, приглашение проходить и здесь сопровождается открыванием запоров, скрипом вторых дверей, железных. Сквозь решетку и мелкую проволочную сетку на вторых дверях взгляд мой сразу упирается в стеллаж с корешками журналов. Всю верхнюю полку занимают родные мне «Сибирские огни», где за эти годы публиковал ряд больших поэтических подборок. Далее и ниже – «Новый мир», «Наш современник», «Знамя», «Октябрь», «Посев», «Кадетская перекличка»...

– Вот видите, мне уж и спать негде: книги, журналы вытесняют меня из квартиры. Хоть гамак для ночлега подвешивай!

Действительно, в этой «кинте», по-деревенски говоря, и повернуться негде. Стол, диванчик, видимо, на нем и спит хозяйка, два кресла, журнальный столик с

телефоном, еще два стареньких стула, остальное – стеллажи, стеллажи. Во второй комнате, которая по всем понятиям должна быть спальней одинокой хозяйки, тоже стеллажи от пола до потолка. И еще – портреты русских писателей. В том числе советских. В центре – портрет Шукшина.

– Шукшин! Вот не ожидал!

– Да, Василий Макарович! – ровно произносит в ответ на моё восклицание Лидия Михайловна. – А что вы скажете о Владимире Крупине, я вот взялась перечитывать его книгу «До вечерней звезды».

– Перечитываете, значит понимаете – хороший писатель. Таков и мой ответ... Крупин сейчас главный редактор «Москвы».

– Главный редактор? А вот это я как-то выпустила из своего поля зрения... А хотите, я сейчас и вас поищу в своем каталоге?

Пока мы с Волковым пробираемся между книжных и журнальных полок и стеллажей, устраиваемся в двух стареньких креслах, Лидия Михайловна листает свою объёмную тетрадку-каталог, наконец останавливается перстом на нужных ей строчках, говорит:

– Есть, как же. Вот, Денисов Николай, поэт, прозаик, корреспондент «Красной звезды», полковник. Портрет из газеты... И книги ваши – «Разговор», «Ночные гости», «Сон в полуденный зной», «Арктический экзамен», «Штормовая погода», ну и другие. Рецензии вот журнальные на ваше творчество, всё у меня значится...

– Да, книги мои... Очень рад, Лидия Михайловна, что и я, скромный литератор-сибиряк, значусь в вашем каталоге. Вот только не полковник я и не корреспондент «Красной звезды». И портрет, гляжу, не мой. Разве похож я на этого военного? Знаю, полковник – просто мой однофамилец...

– Вот ведь как бывает. Извините, не разобралась издалека-то, приписывала ваши книги этому полковнику-журналисту...

Бог с ним, с однофамильцем! Взгляд мой купается в море прекрасных изданий на русском великом языке, а сам я, ошеломленный, кажется, не могу вобрать в себя всю неожиданную «картину» происходящего: вот так – далеко, далёко от Родины! – встретить редкую поклонницу и собирательницу книг. Еще не приходит в сознание, что собирательство это и немалых денег стоит!

А взгляд опять упирается в тома и томики, в собрания сочинений, в отдельные, совсем недавно изданные книги в Москве, на Урале, в Сибири... во Франции, в Германии, в Америке... Соловьев, Даль, Большие и Малые энциклопедии, последнее издание «Истории Государства Российского» Карамзина, Военная энциклопедия, Большая серия «Библиотеки поэта», Лев Толстой, Горький, другой Толстой – Алексей, Бунин, Салтыков - Щедрин, голубой пятитомник Есенина, Маяковский, Вальтер Скотт, Диккенс... Потрясающе! Прошу разрешения полистать рукописный каталог- тетрадку. О, в самом деле клад настоящий! Нахожу имена Валентина Сорокина, Михаила Львова, Виктора Бокова, то есть своих старших товарищей, учителей-наставников, нахожу рецензентов – авторов журнальных и даже газетных откликов на мои книжки уральца Е. Зашихина, А. Хвалина из Владивостока, тюменца К. Лагунова, других... Опять мечусь от полки к полке.

– В Союзе это такой дефицит, Лидия Михайловна!

– Знаю. Всё бы и передать в какой-нибудь маленький провинциальный советский городок. Или в колхоз. Или афганцам. После моей смерти...

– Живите долго, Лидия Михайловна. А я после возвращения на родину поговорю в Союзе писателей России с первым секрета рем Правления Борисом Степановичем Романовым. Что он посоветует...

– Там что, сейчас Бондарев пришел после Михалкова председателем Союза? А Романов? Это какой из Романовых? живо откликнулась собеседница. – Знаю поэта Романова из Вологды. И того Романова, который капитан дальнего плавания, из Мурманска.