Огненный поток

Гош Амитав

Младший брат по имени Бхим, парень крепкий, но тугодум, не способный на самостоятельные решения, во всем слушался отца беспрекословно.

Отец Рам Сингх, некогда и сам отслуживший в солдатах, был упрям и скор на руку. Перечить ему означало напрашиваться на встречу с палкой. Но это не удержало Кесри от огласки своего желания, и потому он многажды был бит за непокорство. Наконец он понял, что споры с отцом – зряшная трата времени: Рам Сингх был из тех солдат, кто при виде неприятеля только глубже окапывается. Стало ясно, что записаться в армию можно лишь наперекор отцу и без всякой сторонней помощи. Но как это сделать? Ни один приличный вербовщик не возьмет рекрута без согласия его родных, иначе поди знай, что может выкинуть новобранец. И потом, без помощи семьи

не осилить положенного рекруту снаряжения, не говоря уже о коне. Что до иных вариантов – вступить в орден нищенствующих монахов или какую-нибудь банду, – благодарим покорно, уж лучше копаться в земле.

Так что Кесри оставалось держать язык за зубами, когда в их дом зачастили вербовщики, справлявшиеся о желающих стать солдатами. Молча сглатывая злость, он слушал отца, готового обсудить перспективы второго сына, а что касаемо старшего, тут говорить не о чем, его судьба решена: парень остается дома и будет землепашествовать.

Вдобавок к этому злосчастью стали поступать брачные предложения старшей сестре. Значит, и она вскоре покинет отчий дом. Похоже, новые жизненные горизонты открывались перед всеми, кроме Кесри.

Поскольку Дити много времени проводила в полях вместе со старшим братом, только она одна понимала его душевное состояние. Сестер ее старались держать дома, чтоб не испортили цвет лица, а у нее из-за неблагоприятного расположения звезд почти не было шансов на хорошее замужество, и потому ее отправили познавать секреты земледелия. Ростом она была по колено брату, когда тот стал обучать ее обращению с нукхой – ножом с восемью зубцами для надрезания созревших маковых коробочек. Вооруженные нукхами, они шли вдоль рядов обнажившихся маков и надсекали набухшие соком бутоны. Когда от одуряющего опийного аромата их начинало смаривать, они присаживались передохнуть в тени дерева.

Несмотря на разницу в возрасте, вместе им было легко как ни с кем другим. Способность Дити к сочувствию и пониманию чужих горестей была так необычна для маленькой девочки, что порой Кесри задумывался, не наделена ли она и впрямь колдовской силой. Когда он впадал в отчаяние от невозможности покинуть Наянпур, именно она, пигалица, его ободряла. Зная, что он изводит себя мыслями о новой жизни, открывавшейся перед младшим братом и сестрой, Дити говорила: “Ву сааре баат на сочо. Не думай об этом, обрати мысли на что-нибудь другое”.

Но сделать это было просто невозможно: как тут думать об ином, если еще никогда в их доме не было столько посторонних, обхаживавших и улещавших родителей? В конце рабочего дня, возвращаясь в свой глинобитный домишко, Кесри и Дити видели отца, который в тени мангового дерева вел переговоры с вербовщиками, и мать, во дворе увлеченно беседовавшую со сватами.

В вербовке новобранцев Рам Сингх разбирался так же хорошо, как его жена в спросе и предложении на рынке невест. Много лет он прослужил в армии султаната Берар и был знаком с изрядным числом профессиональных вербовщиков, рыскавших по деревням в поисках перспективных юношей. Костяк армий Северной Индии всегда составляли уроженцы долины Ганга, и потому у них, выходцев из таких же крестьянских семей, были родственники в самых разных полках. Рам Сингх, дороживший этими связями, задолго до появления вербовщиков знал, кто именно объявится на его пороге и кому он сразу откажет, будь тот хоть трижды родич.

Первым появился представитель от Дарбханг-Раджа – территории, где у семьи имелись родственные связи. Отдавая дань родству, вербовщика вежливо выслушали, но едва он отбыл, предложение его было похерено категорически.

– Нынче Дарбханг-Радж – жалкий край, уже совсем не тот, каким был во времена моего отца, – сказал Рам Сингх. – Теперь это вассал белых саибов, служить ему еще непотребнее, чем вступить в армию британской компании.

На этот счет взгляды его были непоколебимы. Уже давно здешние земли были захвачены Ост-Индской компанией, но поначалу вроде бы ничего не изменилось, все шло как обычно. Однако со временем компания стала вмешиваться в дела, в которые

прежние правители никогда не лезли, – скажем, такие, как посевная и уборка. В последние годы гхазипурская опийная фабрика начала рассылать сотни агентов – старателей и стряпчих, которые всучивали ссуды крестьянам, чтобы те по осени сеяли мак. Деньги, говорили они, даются на покрытие посевных трат, а урожай принесет небывалую прибыль. Но когда подходило время расчета, фабрика меняла закупочные цены в зависимости от урожайности года. По контракту крестьяне могли продавать сырец только фабрике, и многие из них несли убытки, еще глубже увязая в долгах. Некоторые знакомые Рам Сингха вот так вот разорились начисто.

С недавних пор компания стала вмешиваться даже в рынок рабочей силы, стараясь отбить охоту у мужчин служить в иной армии, кроме ее собственной. Для Рам Сингха и других крестьян это было еще возмутительнее вмешательства в их посевные планы. Казалось невероятным, что кто-то заявляет о своем исключительном праве на их услуги, посягая на самое главное – возможность выбора лучших условий. Не было ничего необычного в том, что единокровные или двоюродные братья служат в разных армиях; если вдруг они встречались в бою, предполагалось, что каждый будет верен долгу и постоит за своего предводителя, у которого “отведал соли”. Так было заведено с незапамятных времен, и нынешняя ситуация давала Рам Сингху еще один повод воспротивиться службе его сыновей в полках компании.

Он хорошо знал эту армию, поскольку участвовал в битве при Асаи. Войска Берара выступили единым фронтом с воинством Гвалиора и едва не разгромили англичан наголову. Рам Сингх частенько вспоминал это сражение и говорил, что британцы одержали победу только благодаря коварству своего командующего Артура Уэлсли, сумевшего обманом и подкупом внедрить измену в стан противника.

Он был незыблемо убежден, что сыновьям его не место в армии Ост-Индской компании. В английской манере войны, говорил Рам Сингх, нет ничего будоражащего кровь, нет никакого героизма. Британский солдат никогда не выйдет на поединок, не станет искать славы в том, чтобы, покинув свои боевые порядки, напасть на врага врасплох. Англичане воюют, точно муравьи: всегда наступают строем, прикрывая друг друга, и, словно куклы, одновременно совершают заученные движения. Даже внешне они смахивают на муравьев: все в одинаковой форме, никто не дерзнет выделиться неповторимой эмблемой или тюрбаном. Их обозы – полное убожество по сравнению с теми, что сопровождают войска Гвалиора, Джайпура, Индора, предлагая услуги баядерок и базаров.

Какой смысл в солдатской жизни, если она тускла и лишена удовольствий? Зачем бросаться в бой, если потом нельзя отдохнуть душой в обществе приятных женщин, вкусив отменной еды и пьянящих напитков? Тогда уж лучше пасти коров, ибо в такой жизни нет иззата, достоинства, она противоречит законам касты и обычаям Индостана.

Рам Сингха огорчало, что многие индийские царства и княжества стали подражать английским войскам. К счастью, еще оставались те, кто воевал по старинке, – к примеру, Авадх, Джайпур, Йодхпур, Джханси. Кроме того, была армия Моголов, сохранившая свою привлекательность: пусть древняя империя быстро съеживались, но и поныне благодаря ее вековому престижу служивший под могольскими знаменами вызывал уважение у односельчан.

Здешние места облюбовали вербовщики всех армий, и Рам Сингх знал, что у его сына не будет недостатка вариантов. И точно, вскоре начался наплыв зазывал. Некоторые джамадары и дафадары были профессиональными “покупателями”, работавшими на несколько царств и княжеств. Как правило, люди в возрасте, они были знакомы Рам Сингху по его солдатским будням. Когда гости появлялись, под манговым деревом устанавливали чарпаю [16] , посылали за кальянами, едой и водой.

16

Чарпая – топчан для трапезы на свежем воздухе.