Огненный шторм
Шрифт:
– Был, – уверенно произнес Вальтер. – Везде та же картина. Это хорошо, люблю закономерность… Ладно, уже вечереет, а мы все еще не добрались до храма! Надо поужинать, выспаться… А утром решим, что делать.
– Что-что делать? – проворчал Вилли. – Валить отсюда надо, да поскорее!
– Знаете, – страдальчески произнес Даниэль, – на этот раз я с ним согласен…
Солнце зашло, но темнее не стало. На облаках лежал пульсирующий багровый отсвет Сантории, превращая ночь в жутковатые сумерки – подобие Бездны. Пахнущий гарью и серой ветер завывал в бойницах под
Даниэль прохаживался по нефу, грея руки под мышками и рассеянно разглядывая росписи. Снаружи сквозь цветные стекла сочился багровый свет, превращая картинки из жития Змееборца в какую-то крайне зловещую историю. И все время хотелось обернуться и понять наконец – откуда тут сквозит?! Как будто тут где-то есть невидимая дверь во внешнюю тьму, и она приоткрыта, а за ней ждет Тот, Кто вечно скрыт – Невидимый. Безымянный и непостижимый Отец богов. И как Змееборец не побоялся к нему обратиться, привлечь его внимание? «А вот не побоялся, – вздохнул Даниэль, останавливаясь. – На то он и герой… Не то что я…»
– Бедненько для главного святилища, – раздался голос Вальтера.
Он стоял в дверях, внимательно оглядывая помещение.
– Здесь же все должно ломиться от сокровищ! Пожертвования со всех герцогств, шутка ли! Неужели успели все вывезти, или просто спрятали?
– Нет. Тут всегда так было. Только витражи и росписи.
– Это здесь вы получили то откровение? Ну, то – Зимнее Пророчество?
– Не я! – замахал руками Даниэль. – Но да, именно тут. Точнее, в часовне Превращения. Это старая часть храма, совсем маленькая и тесная. Там остаются на ночь те, кто хочет получить ответ лично от Змееборца…
– Во сне? – хмыкнул Вальтер.
– Ну, друг мой, просто так в святилище сны не снятся! Это очень рискованное дело, ибо ответ может быть совсем не таким, как ты надеешься… Правду ведь знать, кроме ученых, на самом деле никто не хочет…
– То есть кто-то задал вопрос Змееборцу? И какой же?
– Как людям избавиться от Пожирателя Мира, – ответил Даниэль. – К тому времени уже погибла Мондрагона, но Сантория казалась несокрушимой… И был дан ответ: «Чтобы победить дракона, надо обрести дракона!»
– Обрести, – задумчиво повторил Вальтер. – И это было истолковано людьми так: «Алхимически вывести из яйца», верно?
– Не травите душу, коллега, – горько произнес Даниэль. – Вам смешно, а я погубил полжизни на это заблуждение…
– Давайте уж тогда посмеемся друг над другом, – предложил Вальтер, – поскольку я тоже немало времени потратил на алхимию…
– А все женщины! Все зло от них! И в частности, от Фьяммы! Когда Сандра расссказала Фьямме о том пророчестве, моя бестолковая невестка восприняла его буквально! Вы знаете, чем она сейчас занимается?
– Э-э… Варит травки, пытаясь извлечь летучий элемент?
– Если бы… – Даниэль содрогнулся. – Ах, если бы она ограничилась только травками! На этом мы с ней и разошлись окончательно. Ее opus magnum оскорбляет небесные и людские законы. Вы читали ее последнюю статью о человеческом теле как прообразе атанора? Будь моя воля, я бы вообще запретил спагирию. А Фьямму засадил в тюрьму! Ее нельзя подпускать
Вальтер расхохотался.
– Вы остроумны как всегда, мой любезный коллега! Так над чем сейчас работает ваша сестра?
– Не в базилике будь сказано… – Даниэль огляделся и прошептал: – Она собирается ставить эксперимент на себе. Хочет родить дракона! В буквальном смысле!
– Это безумие, – проронил Вальтер, пожав плечами.
– Вот именно! Но она упорно стоит на своем. Дескать, именно так ей толковала свой сон Сандра. Что дракона надо именно родить, а все прочие варианты – мистические, алхимические, символические – это все заблуждения от Змея Бездны… Но Сандра не могла такого сказать – она была святой, непорочной душой, и подобная ересь никогда бы…
– Так этот вещий сон приснился вашей жене? – удивленно спросил Вальтер. – Но вы же всегда делали вид…
Даниэль прикусил язык.
– Я так сказал? Гм… Ну да. Только никому не говорите, мэтр! Это же позор, когда супруга ученого начинает пророчествовать!
– Занятно, – хмыкнул Вальтер. – Весьма занятно…
Грег стоял в часовне Превращения и рассматривал алтарную роспись. Голоса брата и Даниэля приглушенно доносились из новой части храма, не мешая ему размышлять. В окна-бойницы еле сочился грязно-багровый свет. Огонь и грязь, затопившие южную Пиануру… Слабые содрогания почвы где-то вдалеке… Низкий рев пламени, отдающийся в костях… Грег и сам не мог разобраться, как он сейчас воспринимает реальность – как человек или как дракон. Эта часовня была поистине странным, пограничным местом, где причудливо смешивались две реальности – человеческая и драконья, и на обе падала мрачная тень храма Невидимого. Да уж, недаром Змееборец выбрал для Превращения именно это место…
Вот он, на алтарной росписи во всю стену, как живой. Могучий воин в белых латах, с белыми крыльями, поражает Солнечным копьем Змея Бездны. Лица не видно – опущено забрало, и похоже, художник сделал это нарочно. Намекая, что личность и биография Змееборца не имеют значения – важно только то, что он совершил… В самом деле, кем был Змееборец до своего превращения? – внезапно задумался Грег. – Как пришел к нему? Как смертный осмелился вызвать на бой самого Змея Бездны?..
Поверх росписи шла длинная, витиеватая надпись в несколько рядов. Может, она что-то объяснит?
– «Тучи гнева закрывают свет дня, и начинается Огненный Шторм, – прочитал вслух Грег, медленно разбирая вычурные буквицы. – Смотри и плачь, он поджигает небо и твердь…»
– «И некуда бежать, когда сгорает мир…» – подхватил Даниэль, который, как ему казалось, бесшумно прошел в часовню и заглянул в двери. – Ну вот откуда он знал, что так будет?
– Что это такое? – спросил Грег, оборачиваясь. – То, что вы сейчас произнесли?
– Это, друг мой, строка из той самой легендарной Книги Огня. Эту литанию в обычных храмах не услышишь. Только здесь, раз в год, на праздник Превращения…