Огненный скит.Том 1

Любопытнов Юрий Николаевич

— Когда он похитил грамоту, он подбил Косого себе в помощь.

— Верно, так оно и было. Барин, он может, и не барин. Сколько сейчас разного люда пропитание себе добывает обманным путем.

Кирилл тяжело задышал. В груди захрипело, в краешке губ замерцала капелька крови и потухла.

— Зашибло меня бревном, — простонал старец. — Нутро гормя горит… И ещё… Отнеси младенца добрым людям. Не сдобровать ему в лесу без тепла и довольной пищи, без материнской неги… Ему молоко и каша нужна. Где ты это возьмёшь? Приюти у хороших людей. Пусть живёт.

Изот наклонился к лицу старца, прошептал, ибо говорить не мог — слезы застилали глаза, а в горле застыл ком:

— Исполню, отче, заповеди твои.

— Поклянись Богом!

— Клянусь, отче, всеми святыми, что поступлю, как ты повелел.

В

подтверждение своих слов Изот вынул из-за пазухи нательный крест и прикоснулся к нему губами.

Кирилл закрыл глаза. Изот сидел неподвижно рядом, глядя, как горит, потрескивая, свеча, и растопленный воск маслянисто дрожит в лунке под пламенем, переливается через край, оставляя на боках неровные потоки, словно застывшие слезы. Язычок пламени дрогнул, заколебался, поник, и свеча готова была погаснуть, но Изот схватил кончик обгоревшего фитиля пальцами, снял нагар, и огонь вновь разгорелся.

Кирилл поднял веки, посмотрел на Изота потухшим взглядом:

— Выведи меня на волю, Изот? — попросил он. — Хочу посмотреть на скит. Не протився, — добавил старец, видя, что Изот хочет возразить.

Ключник с трудом поднял его с ложа — старец совсем обессилел. Левую руку Кирилла забросил за свою голову и вывел его из подземелья.

Кирилл выпрямился, насколько смог, повёл глазами по сторонам:

— Прости меня, Господи, — прошептал он, — что не уберёг чада твоих…

Он подался вперёд, напрягшись в руках Изота, глаза окинули пепелище, а губы беззвучно что-то прошептали.

Вернувшись в землянку, Изот уложил старца на постель. Лежал он высохший, с тонкими тёмными руками, сложенными на груди. К вечеру силы совсем покинули его, не открывая глаз, он захрипел и последний выдох вырвался из груди. Рука соскользнула вниз.

— Прости, отче, — склонил голову Изот.

Он ощутил вдруг тревожно-гнетущее чувство пустоты как в самом себе, так и окрест. Стало невыносимо оставаться в подземелье, словно кто-то принуждал выйти вон. Он открыл дверь и вышел на воздух как был в рубахе и лычницах.

Облака разошлись, и на небе мерцали звёзды. Откуда-то сверху, казалось, опускался шелестящий звук, наполняя окрестность непонятным движением. Место перед землянкой озарилось оранжевым свечением, потом заискрилось и между сгоревшими кельями покатились по снегу шарики. Их было много: и оранжевых, и голубых, и жёлто-серебристых. Казалось, они совершали беззвучный танец. Потом, словно унесённые ветром, удалились и исчезли в лесу. Лишь один, чуть больше остальных, покружился вокруг Изота, над землянкой, замер на мгновение, стал сжиматься, тускнеть, затем взвился вверх и пропал. А Изот подумал: «Это душа Кирилла покинула тело и соединилась с душами таких же усопших на небесах».

Всю ночь Изот не сомкнул глаз, хотя и был изморен дневными заботами, нервным напряжением, связанным со словами старца Кирилла и его смертью. Думал он не о себе. Ему, привыкшему с молодости к лесной жизни, к голоду и холоду, не впервые было переносить подобные лишения. Думал он о младенце, который по воле судьбы остался жив, как и он, Изот, и которому, действительно, как предупредил Кирилл, без матери жизнь впроголодь в холодной землянке грозила обернуться самым худшим.

Поэтому Изот, проживший более чем половину человеческой жизни, изведавший радости и горести, понаторевший в разных ремёслах, прочитавший не одну книгу, пришёл к мысли, что оставлять с собой ребёнка бессмысленно, ибо чревато большим для него несчастьем. Надо будет только переждать несколько дней, дождаться крепких морозов и по замёрзшим основательно болотам, напрямую добраться до первого жилья, а уж там добрые люди не дадут погибнуть младенцу. С такими мыслями Изот забылся сном.

Часть вторая

Постоялый двор

Глава первая

Изот в городе

Вчера, покинув с младенцем заснеженное пепелище и ступив на замёрзшие болота, Изот уже знал, что будет делать после того, как оставит ребёнка добрым людям. Кому его оставить, он решил ещё тогда, когда эта мысль впервые пришла в голову. За болотами, чуть в стороне от тракта, ведущего в уездный город Верхние Ужи, на речке Язовке стояла мельница. Она была ближайшей

к скиту, и на ней скитники зимой мололи муку. Изот бывал там. Видел и самого мельника. Тот жил с женой, но детей у них не было. Жили они, если не зажиточно, то во всяком случае не бедно. Знал он и то, что жена у мельника была работящая, крепко верящая в Бога, и что самое главное, была отзывчивой и доброй. Всё это и повлияло на то, что Изот решил оставить дитя у них.

Он долго ждал, когда немного рассеется темнота, и когда наступил вялый рассвет и в оконце на кухне зажглась свеча или лучина, — значит хозяева уже встали — Изот вышел из леса. Ворота были открыты, и он беспрепятственно вошёл во двор. Поозиравшись, и не заметив на воле никого постороннего, крадучись приблизился к крыльцу.

Оставив корзину с ребенком на крыльце, вернулся обратно и спрятался за деревьями, не упуская из глаз корзины, стоявшей у входной двери. Вскоре вышел мельник, и ещё не видя корзины, открыл рот в широком зевке. Перекрестив рот, хотел сойти со ступенек, но задел ногой корзину. С минуту стоял как вкопанный, видимо, соображая, что им послал Бог, затем нагнулся и откинул тряпьё. Его замешательство длилось недолго. Уже через секунду, он схватил корзину и открыл дверь, что-то крича жене. Увидев, что мельник обнаружил дитя и внёс в дом, Изот с сильно бьющимся сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, поспешил вглубь леса. Отойдя на значительное расстояние, он скрылся в молодом густом ельнике, где его никто не мог увидеть, и только тут перевёл дыхание. Почувствовав, что в горле от волнения пересохло, он нагнулся, зачерпнул в руку снегу и стал слизывать его с ладони.

Ему было видно, как мельник, полураздетый, выбежал на крыльцо, окинул глазами двор, вышел за ворота, прошёлся по переметённой дороге, видимо, увидел следы от лыж, ведущие в лес, потому что посмотрел в ту сторону и побежал обратно дом.

Отдышавшись и успокоившись, крадучись, стараясь не выходить на открытое пространство, а держась вблизи деревьев, Изот вернулся к мельнице, чтобы убедиться, что ребёнка точно взяли. Долго стоял в придорожных кустах, наблюдая за домом мельника. Без варежек руки зябли, и он, широко открыв рот, дышал на них, стараясь согреть. Убедившись, что ребёнок в доме, — корзины на крылечке не было, теперь не бросят сиротину, — он, уже ничего не боясь, вышел из лесу и сбросив с ног привязанные ступни из еловых веток, пошёл по заснеженной дороге прочь от мельницы, стараясь выйти на большак, ведущий в город.

Дорога на большак была довольно умята санями, только на открытых широких полянах её передуло, но снег был не глубок, и Изот легко преодолевал такие участки. Идти было легче, чем в еловых ступнях по сугробу, и он шёл, всей грудью вдыхая морозный воздух, радуясь в душе, что сбросил с себя тяжкую ношу — доверил ребенка людям, у которых, как он полагал, ему будет сытно и тепло. Теперь можно было подумать и о том, что он будет делать, добравшись до Ужей.

Мысль о том, что ему надо найти барина, которого они лечили в скиту, и по наущению которого был сожжён скит, давно не давала ему покою. Она бередила сердце и днём и ночью. Что бы он ни делал, перед глазами мелькали картины горевшего скита, обугленные тела, которые он извлёк из-под золы и головешек и которые хоронил в скорби и печали. Теперь, освободившись от заботы о ребёнке, он мог посвятить свою жизнь поискам Отрокова. Барин должен был обитать или в Верхних Ужах, или в его окрестностях. Он помнил, что отче Кирилл, сказывая ему о барине, говорил, что тот как-то в беседе со старцем обмолвился, что имение его находится в Верхнеужском уезде. Значит, здесь и надо искать. Конечно, если барин замыслил тогда лихое дело, чтобы сбить со следа, мог и солгать. Но попытка не пытка, полагал Изот, решив искать барина в своём уезде. Что он будет делать, когда найдёт вдохновителя поджигателей скита, об этом Изот не задумывался. Главным для него было найти его, увидеть этого человека, навлёкшего своей жадностью беду на скит, а там видно будет. Ещё раньше, живя на пепелище, и видя последствия дел лихих людей, у него на душе было так тяжело, что ему казалось явись перед ним барин, он бы разорвал его на мелкие части — так сильна была ненависть к человеку, который во имя корысти предал огню десятки ни в чём не повинных людей: женщин, стариков, детей.