Огненный столб
Шрифт:
Меритатон смотрела на отца со спокойствием невинности.
— Если я выйду замуж, — сказала она, — я могла бы просить Бога даровать мне сына. Я уже достаточно взрослая. У меня начались месячные. Я могу выносить ребенка.
— Да, — согласился царь. — Но за кого же тебе выйти замуж, чтобы сохранить в чистоте божественную линию? Наследником должен быть мой сын. Мой сын, моя кровь и плоть. Так сказал мне Бог.
По мнению Нофрет, этот Бог был дурак. Иначе бы он знал, что его замечательный и возлюбленный отпрыск вряд ли сможет завести сына,
Конечно, Нофрет прикусила язык — незаметная тень, всевидящая, всеслышащая, затаившаяся в молчании.
— Так надо, — сказал царь, словно сам себе. — Ты понимаешь? Так надо.
— Понимаю, — ответила царица. Это были первые слова, сказанные ею. Голос у нее был почти такой же низкий, как у царя, но гораздо красивее.
— Для Атона, — продолжал он. — Для мира, который он создаст. Нужен сын.
— Если Атон этого хочет, — согласилась царица, — пусть так и будет.
Ее слова прозвучали холодно, рассеянно и невероятно устало. Царь ничего не заметил, а счастливо заулыбался и радостно склонился к Меритатон.
— Я женюсь на тебе! Ты родишь сына для Бога, и он осыплет тебя своими милостями.
В ушах Нофрет отдавалось лишь биение ее сердца. Она затаила дыхание, потому что, вздохнув, закричала бы, и тогда быть ей битой.
Царевны лишились дара речи. Младшие были слишком малы и не понимали, что происходит. Старшие в изумлении уставились на отца и сестру. Меритатон казалась озаренной божественным светом.
— Должен быть сын, — сказал царь. — Кровь нельзя ослаблять и разбавлять. Только твоя линия годится. Только ты.
Меритатон моргнула, явно приходя в себя, и застыла от ужаса. Отец женится на дочери, чтобы она родила ему дитя… Она улыбнулась.
— Да. Только мы годимся.
Царь ответил ей улыбкой. Царица сидела, словно статуя. Царевны смотрели, как зеваки на празднике, не принимая в нем участия.
Царь склонился, чтобы поцеловать свою дочь. Это не был поцелуй жениха — теплый, но не пылкий, целомудренный, без страсти.
— Безумие! — вскричала Нофрет, но негромко, потому что они с царевной были не одни. — Он с ума сошел. Как же он может идти на такое? Как может даже помыслить об этом?
— Такова воля Бога, — сказала Анхесенпаатон, холодная и невозмутимая. Нофрет могла бы подумать, что она ничего не понимает, но ее госпожа все прекрасно понимала. Девочка знала, что происходит между мужчиной и женщиной и что допускается природой, а что нет.
— Лев берет в жены львицу из своей семьи, — пояснила она. — Жеребец покроет собственную дочь, когда она войдет в пору. Бог знает, что делает. Он требует этого от нас, потому что больше никто не годится. Божественное может сочетаться браком только с божественным.
— Ты такая же сумасшедшая, как твой отец, — сказала Нофрет сквозь зубы, продолжая втирать ароматное масло в кожу своей госпожи, — ежевечерний ритуал, который должен был сохранить ее такой же красивой, как мать, даже в старости. Остальные царевны
— Ты не Бог, — сказала царевна, — и не дитя Бога. Тебе не понять.
— И не хочу понимать. — Нофрет втирала масло с такой силой, что царевна поежилась. Она смягчила свои прикосновения, но не слова: — Я знаю, что цари всегда жаждут иметь сына. Он им действительно нужен. Но этому царю совсем нет необходимости совершать такую гадость. У него во дворце множество красавиц царской крови, на любой случай. Он может ходить к ним каждую ночь, горячо молиться своему Богу и получить целую армию сыновей.
— Нет, — возразила Анхесенпаатон. — Они обычной крови. А наследник должен быть божественного происхождения.
— Боги женятся на смертных. Часто. Каждый день. И даже имеют от них детей. Сам Амон и царица Нефертари…
— Он был ее отцом, — перебила Анхесенпаатон. — И любовником.
— Я думаю, он не настоящий Бог, — сказала Нофрет не без злорадства, — и все его учение — ложь.
— Это так, — согласилась Анхесенпаатон.
— И все же права на престол происходят от него, через царицу, чьим отцом и любовником он был. Если вообще был.
— А это тайна. Ее знают только боги.
Нофрет не понимала, пронзили ли ее слова броню. Трудно поверить, чтобы такое дитя могло столь искусно скрывать свои чувства и быть так непреклонно убежденным в том, что ее отец — Бог, и посему не подлежит осуждению.
Царевны спали, каждая в своей постели, в ногах у них посапывали служанки. Все, кроме Нофрет, которая лежала при свете ночника без сна, вспоминая, как царица не мигая глядела в темноту. Воздух был теплый, как всегда в Египте, но Нофрет трясло от холода. Холода внутри, пробиравшего до костей.
5
Царь есть царь, он волен поступать, как ему угодно. Даже взять свою дочь в жены, провести с ней свадебную церемонию перед алтарем Атона и сделать с ней то, что должен сделать муж, когда желает иметь сыновей. Меритатон не заменит царицу и не будет править как царица. Она всего лишь слуга Бога, исполнительница его воли.
Теперь Меритатон полностью стала женщиной. Ее кровать вынесли из спальни царевен и поместили в комнате на женской половине, возле покоев царицы Нефертити. Тама отправилась с ней, оставаясь ее приближенной служанкой.
По вечерам часто звучала музыка: царевны умели петь, некоторые даже очень хорошо, все они играли на арфе, бубне и систре. Но Тамы с ее сильным голосом и искусством игры на арфе им недоставало.
Однажды, когда царевны спали в полуденную жару, Нофрет отправилась навестить ее. Покои царевен — спальня, гардеробная, молельня и комната для купания — располагались с одной стороны дворцового сада, а комнаты цариц — с другой. В саду не было ни садовников, ни женщин, греющихся на солнышке. Все, кто был свободен, погрузились в дремоту, даже слуги, которых сейчас не требовали хозяева.