Огненный свет
Шрифт:
– Расскажи мне, - приказывает он, в его глазах отчаяние и настоящий голод, - я хочу знать все о тебе.
Он уже знает. Самый большой из всех секретов. И хотя логически я знаю, что должна продолжать молчать...ради моей стаи, моего вида... я не могу. Больше не могу.
Только не с ним. Я не могу утаить это от него. Не от парня, который защищал меня много раз. В горах. В его доме. Даже тогда в школе. Если бы он хотел причинить мне вред, он бы уже давно это сделал. Если бы он хотел ранить меня, он бы не смотрел на меня такими глазами.
– Моя мать, Тамра … они не похожи на меня. Не … драко.
Он смотрит на меня в замешательстве, затем берет мою вторую руку. Я продолжаю, объясняю про стаи, как мы живем, превращения и обратно. Как эволюция дала нам величайшее средство защиты... позволяя перейти нам в человеческую форму.
– Понимаешь, это сложно, поддерживать человеческую форму, пока мы боимся и напуганы. Это защитный механизм нашего вида...вернуться обратно в нашу форму, когда мы сильны и использовать таланты. Поэтому я начала превращаться в уборной, когда Бруклин и ее шайка напали на меня.
Несколько минут мы тихо сидим, потом Уилл спрашивает.
– Ты упомянула таланты. Какой у тебя?
Я смотрю в сторону.
– Ты должен был уже заметить.
Это самая сложная часть. Он не должен был знать. Он уже знает, что я драко, но это уже другой уровень. Я не просто драко. Я необычный драко, даже среди своего вида.
Сделав глубокий вдох, я встречаюсь с ним взглядом.
– Я - огнедышащая.
Он выглядит растерянным, я жажду расправить его морщинки на лбу.
– Таких не бывает. Больше нет, - говорит он, - Ведь нет никаких отчетов о огнедышащих...
– Полагаю, мне достался счастливый рецессивный ген.
Он не улыбается. Его руки трепещут около моего лица, нерешительно замирают. Но в этот раз он не дотрагивается до меня. Постепенно, понимание заполняет его глаза.
– На лестничной площадке...твоя кожа была такой горячей. Твои губы...как сейчас...
Мое лицо горит, даже когда его слова веют холодом. Я киваю.
– Да, я как бы... нагреваюсь, когда ты целуешь меня.
– Иии... что это значит? Когда мы целуемся, я могу ошпариться или что?
– его глаза расширяются.
– Поэтому ты избегала меня. Поэтому ты убежала, когда мы поцеловались той ночью.
Я сопротивлялась превращению, поэтому и убегала каждый раз, не только той ночью.
Его руки касаются губ, вспомнив тепло моих пару мгновений назад. Я смеюсь. Жалкий звук. Разве может быть что-нибудь более унизительно?
– Я могу ранить кого-нибудь, если выпущу огонь или пар - поясняю. По крайней мере, я думаю это правда.
Пока я говорю, его пальцы скользят по моей руке. Я так рада, что он хочет прикасаться ко мне после того, что узнал. Он поворачивает мою руку и изучает тонкие линии на моей ладони.
– И?
– он смотрит из-под тяжелых век.
– Что еще я должен о тебе знать?
– Моя кожа, - останавливаясь, я сглатываю.
Он наклоняется,
– Что на счет твоей кожи?
– Ты знаешь. Ты видел это, - я пилю его взглядом, - Кожа меняется. Её цвет становится как...
– Как огонь, - он поднимает свой взгляд от моего запястья на меня и говорит то слово, которое сказал когда-то среди туманного выступа над морем, - Красиво.
– Ты говорил это и раньше. В горах.
– Я до сих пор так думаю.
Я слабо смеюсь.
– Думаю, это означает, что ты больше не сердишься на меня.
– Я бы сердился, если бы мог - он хмурится, - я должен, - он ближе придвигается ко мне на диване. Мы все глубже вжимаемся в подушки.
– Но это невозможно.
– Что это?
– я хватаю его за рубашку. Его лицо так близко, что могу изучить различные цвета его глаз.
Долгое время он молчит. Уставившись на меня тем взглядом, от которого внутри все извивается. На мгновение, кажется, что его зрачки сжимаются до щелочек.
Затем, он шепчет.
– Охотник влюблен в свою жертву.
Грудь сдавливает. Я делаю вдох. Я так рада, но слишком смущена, чтобы сказать это. Даже после того, как он признался.
Он любит меня?
Изучая его, я пытаюсь понять, что это значит для него. Чем это еще может грозить? К чему может привести? Отвернуться от образа жизни его семьи?
Пока он смотрит на меня в отчаянии, пожирая взглядом, я вспоминаю случай в его машине, когда он ухаживал за моим порезом и провел рукой по моей ноге. Мой живот скручивает.
Я оглядываюсь вокруг, отмечая, что мы совершенно одни. Даже больше, чем в тот раз на лестничной площадке. Или даже в первый раз, на выступе. Я прикусываю губу. Мы одни, нет звонка, который разлучит нас. Еще более пугает, нет больше секретов между нами. Никаких барьеров. Ничего нас больше не останавливает.
Я задерживаю дыхание, пока не чувствую прикосновение его губ, определенно, я никогда не была так близка к другой душе, так уязвима. Мы целуемся до тех пор, пока весь воздух не заканчивается у меня в легких, находясь близко друг к другу. Его руки прикасаются ко мне под футболкой, отслеживают каждую косточку позвоночника. По спине бегают мурашки, крылья трепещут под кожей. Я вдыхаю холодный воздух с его губ, посылая его в мои горящие легкие.
Я не возражаю, когда он останавливается и смотрит как моя кожа меняет цвета или трогает мое лицо. Он целует мое меняющееся лицо. Щеки, нос, кончики глаз, называя мое имя между ласками. Его губы скользят по моей шее, и я со стоном теряюсь в нем. Сейчас, с ним...я ближе к небесам, чем когда-либо.
* * *
Я на гриле готовлю сыр к ланчу: один для меня, два для Уилла. У нас нет чипсов, но я нашла банку с солеными огурцами в кладовке.
– Это лучшее, что я когда-либо ел.
– Он делает паузу, чтобы выпить, глядя на меня поверх края стакана с соком.