Огненный трон
Шрифт:
— Рыба, печенье, горностай, — пробормотал во сне бог солнца.
Гор слегка поморщился, но продолжал:
— Я приношу клятву верности нашему господину и повелителю Ра. Ожидаю, что каждый из вас сделает то же самое. Сегодня во время ночного плавания по Дуату я буду охранять его барку. Поскольку эта обязанность лежит на всех нас, мы будем чередоваться до… полного выздоровления бога солнца.
По тону Гора чувствовалось: сам он абсолютно в это не верит.
— Мы найдем способ победить Апофиса! — с пафосом воскликнул Гор. — А теперь отпразднуем возвращение Ра! Я счастлив обнять Картера Кейна
Грянула музыка, и эхо принялось повторять звуки оркестра. Проснувшийся Ра захлопал в ладоши. Он улыбался, глядя на богов, собравшихся вокруг барки. Некоторые из них остались в человеческом облике, другие превратились в облака, языки пламени и вспышки света.
Ко мне подошла Изида и взяла меня за руки.
— Надеюсь, Сейди, ты понимаешь, что вы с братом затеяли, — ледяным тоном произнесла она. — Наш заклятый враг вырвался на свободу, а вы — парочка неразумных детей — сместили моего сына и вернули трон этому дряхлому старику. Хорош предводитель, у которого слюни текут!
— Дай ему шанс, — сказала я, хотя у меня самой ноги стали ватными.
Гор похлопал Картера по плечам. Вполне дружеский жест. Однако в словах Гора не было и намека на дружелюбие.
— Картер, я не люблю дипломатию. Пока что я — твой союзник. Когда тебе понадобится моя сила, я помогу. Ты заново познакомишь Дом жизни с моим путем, научишь их моей магии. Мы будем вместе сражаться против змея. Но не ошибись. По твоей милости я лишился трона. Если Апофис все равно победит, то клянусь тебе: прежде чем змей меня проглотит, я раздавлю тебя, словно комара. А если случится так, что мы одержим победу без помощи Ра, ты понимаешь, в каком положении я окажусь? Боги будут злословить за моей спиной, и вся вина за мое бесчестье ляжет на твои плечи. И тогда, клянусь тебе, ты и твоя семья прочувствуют на себе всю силу моего гнева. В сравнении с ним смерть Клеопатры и проклятие Эхнатона покажутся детской забавой. Тебе понятны мои слова?
Надо отдать должное Картеру: брат спокойно выслушал слова рассерженного бога войны и не дрогнул под его взглядом.
— Не будем загадывать раньше времени, — пожал плечами Картер.
Гор громко засмеялся. Со стороны это выглядело дружеской шуткой.
— Не смею тебя задерживать, Картер, — с притворной любезностью произнес Гор. — Надеюсь, остальные твои союзники будут удачливее бедняги Беса. А то как бы плата за победу не стала чрезмерной!
Гор исчез в шумной толпе богов. Изида наградила меня еще одной холодной улыбкой и превратилась в сверкающую радугу.
Ко мне подошла Баст. Она все слышала. Богиня кошек молчала, но чувствовалось, ей хочется располосовать Гора, как когтеточку.
— Прости их, Сейди, — сказал ошеломленный Анубис. — Боги бывают…
— Неблагодарными? — спросила я. — Умеющими вывести из себя?
Он покраснел. Наверное, подумал, что это я о нем.
— До нас иногда медленно доходит. — Анубис словно оправдывался. — Боги консервативнее людей. Они еще неохотнее принимают новое, даже если оно несет перемены к лучшему.
Мне стало так тепло от его глаз, что захотелось растаять и превратиться в лужицу.
— Нам пора, — взяла меня за локоть Баст. — Надо навестить еще одно место.
— Там,
— Трудно сказать, — вздохнула Баст. — Сами решите. Пошли.
Меньше всего я жаждала снова увидеть Солнечные земли.
За сутки в доме для престарелых богов ничего не изменилось. Возрожденный свет солнца не принес им никаких чудес. Дряхлые старики и старухи все так же катили за собой тележки передвижных капельниц, натыкались на стены, распевали древние гимны и тщетно искали давно не существующие храмы.
Единственной переменой стало появление нового пациента. Бес, облаченный в зеленый халат, сидел в плетеном кресле и рассеянно глядел на Огненное озеро.
Сбоку от него на коленях стояла Таурт. Глазки бегемотихи покраснели от слез. Она безуспешно пыталась напоить Беса водой.
Вода текла по его подбородку. Голова Беса была повернута к окну. Зрение гнома не пострадало, но едва ли он понимал, куда смотрят его глаза. Они равнодушно перемещались с далекого водопада на пламенеющую поверхность озера. Красные отсветы ложились на морщинистое лицо бога гномов. Волосы Беса были аккуратно расчесаны. Из-под расстегнутого халата виднелась новая голубая гавайская рубашка и шорты. Издали Бес выглядел вполне довольным, но, вцепившись в подлокотники кресла, продолжал морщить лоб. Наверное, он чувствовал, что должен вспомнить что-то. А вспомнить не мог.
— Ты не волнуйся, Бес. Все будет хорошо, — дрожащим голосом успокаивала его Таурт, вытирая салфеткой мокрый подбородок гнома. — Мы тебя вылечим. Я сама буду о тебе заботиться.
Едва Таурт заметила нас, ее лицо окаменело. Добрая покровительница деторождения умела быть пугающей.
— Бес, дорогой, я сейчас вернусь, — сказала она, погладив его по коленке.
Таурт встала, а это было непросто при ее громадном животе и высоких каблуках.
— Что за наглость? Сначала погубить его, а потом явиться взглянуть на дело своих отвратительных рук!
Я чуть не заревела и уже хотела извиниться и рассказать ей, как все было, но вдруг поняла: гнев Таурт направлен не на нас с Картером, а на Баст.
— Таурт… — Баст подняла руки. — Я этого не хотела. Он был моим другом.
— Он был твоей живой игрушкой! — загремела Таурт.
Старики, находившиеся вблизи, испуганно втянули головы в плечи, а некоторые почему-то заплакали.
— Ты эгоистична, как и вся твоя порода! Ты сделала Беса своим шабти, а потом бросила за ненадобностью. Он сдуру влюбился в тебя. Тебе это льстило, но ты не преминула воспользоваться его любовью. Наигралась в кошки-мышки и долой.
— Все было не так, — прошептала Баст.
Чувствовалось, она испугана. Я ее вполне понимала. Никому не пожелаю столкнуться с разъяренной бегемотихой.
Таурт топнула ногой, сломав высокий каблук.
— Бес заслуживал лучшей участи. И лучшей подруги, чем ты! У него такое доброе сердце. Я… я никогда его не забуду!
Казалось, еще немного, и у кошки с бегемотихой начнется яростный поединок. Не знаю, почему я вмешалась. Может, чтобы спасти Баст и уберечь несчастных маразматических богов от жуткой сцены. Может, хотела унять собственное чувство вины. Я встала между готовыми сцепиться богинями и сказала: