Огненный зверь

Цормудян Сурен Сейранович

— И бинт!

— Чом?

— Бинт! Бинты у тебя есть чистые? Через них отфильтрую!

— А, исть.

— Ну так неси, мать твою!

Филин замялся:

— Так это…

— Бесплатно! Бесплатно ты мне его дашь! Иначе вот этим, — Павел показал свой огромный с перстнями кулак, — сейчас тебе едальничек пощупаю. Усек?

— Я ща. Мигом.

Юнец пробежал вдоль огороженных индивидуальных стойл, мимо равнодушных коней, тихо жующих свое сено.

— Чего кипятишься из-за капли топлива? —

усмехнулся Артем, проводив того взглядом. — Тебе ведь неплохо за исполнительный лист заплатили.

— А ведь кинуть хотел, урод. Вот как пить дать. Спасибо, что вмешался, братка.

— Конечно, хотел кинуть с оплатой, — кивнул Артем. — Сам подумай. Часть той премии, что должна быть уплачена тебе, попала бы к судье в карман. Старая схема. А вот то, что ты там натворил, — это, конечно, вообще, знаешь ли…

— Да ладно, — буркнул Павел, протирая ветошью пулеметную ленту с патронами, которой было декорировано переднее крыло его мотоцикла.

Конечно, такое расточительство он себе не позволял. Эти патроны не боевые. Стреляные пули и гильзы, которые он склеил эпоксидной смолой и отшлифовал до блеска. Раньше он использовал в качестве украшения ленту с пустыми гильзами, однако при езде мотоцикл издавал такой свист, что распугивал дичь на несколько верст вокруг и из ближайшего леса по нему открывали огонь взбешенные охотники.

— Да не «да ладно», — нахмурился Полукров. — Что за топорная работа? Ты помнишь, как Ванька Булава подписался на поимку Старооскольского Душителя?

— Ну, помню. И что?

— Пришел к нему в логово, пока тот спал. Выстрелил в лоб. Затем взял его пистолет, шмальнул в стену, от которой стрелял, и вложил покойничку волыну в руку. Вот и все. Чистая работа. А что ты там за карнавал с веслом устроил?

— Тёма, я реально оступился, и автомат мой в сугроб нырнул. Но тогда я в таком зверином бешенстве был, знаешь ли… Как подумаю, что с теми детьми, которых они варварам в пустошах продали…

— Ты хоть спросил, что с детьми? Успел?

— Успел. У того, который сварился. Последних еще в сентябре они продали. Так что нет шансов вызволить их. Прошли через перекупщиков и сгинули давно. А старшему я хребет поломал веслом. Он не сразу помер. Просто двигаться не мог. Я его сынка сварил у него на глазах. Сейчас жалею, конечно. Какими бы они тварями ни были… Я же не такой. Но в тот момент озверел просто. Я и хотел, чтоб он видел, как я в котел его сынка башкой. Чтоб хоть немного почуял то, что родители всех тех детей…

— Ты, Паша, на будущее просто запомни…

— Да все я знаю, — поморщился Ходокири. — Задолбал уже меня учить.

— Не перебивай. — Артем нахмурился. — С умом надо дело делать. Ты ведь и время потратил, и силы, и топливо. Сам рисковал. А в итоге твой заработок едва не оказался в кармане судьи. А могло

быть еще хуже.

— Да ведь все же обошлось.

— А если б я не появился?

— Ладно тебе, Артемка. Тоже мне, пуп земли. Я, чай, не пальцем деланный. Ты лучше скажи, нашел ее?

Артем вздохнул. Конечно, Павел имел в виду девушку без одного глаза, да к тому же рейтаршу. Да к тому же со странным именем Химера, которое давало повод думать, что жуткие истории про призрачную наездницу имеют непосредственное отношение к ней. Особенно учитывая тот факт, что в прошлом году она в Острогожской зоне показала настоящие чудеса, входя в контакт с аномалиями, которые для простых смертных были смертельными. Однако не это больше всего терзало душу Полукрова, а то, что тогда, столкнувшись с ней среди аномалий, перестрелок, молний бушующей грозы и выстрелов летающей крепости из южного Оазиса, он почувствовал то, чего всегда сторонился и от чего прежде судьба его миловала. И нет, это было не чувство товарищества и братской любви к соратникам, Павлу Ходокири, Ивану Булаве и Мустафе Засолю. Не трепетное отношение к своему мотоциклу, присущее каждому рейтару. Не генетическая любовь к родной земле, пусть и поруганной много лет назад. Он просто почувствовал нечто к женщине. Пусть и одноглазой.

— Нет, не нашел.

— А искал? — усмехнулся Павел.

— Искал. Даже к отцу ее ходил. К Шелкопряду.

— И что?

— Он гранату в меня кинул.

— Да ты что?! И как?

— Я живой, как видишь. Он чеку выдернуть забыл. Хотя, может, и не забыл. Но ясно дал понять, чтобы я о его дочери не заикался больше.

— Я всегда говорил, что он псих долбанутый, — фыркнул Ходокири.

— Да нет, он славный на самом деле, когда рядом нет гранат.

— Ладно, черт с ним. Как там братишки? Как Булава и Засоль поживают? Два месяца их не видал.

— Скоро увидишь. Нормально они.

— Надеюсь. Не терпится уже домой.

— Паша, мы с ними не дома встретимся. Мы с ними в Великих Луках пересечемся. Точнее, в районе Великих Лук.

Азиатские глаза Павла расширились, он с изумлением посмотрел на товарища.

— Где?!

— В Великих Луках. Псковский ареал.

— Артем, ты очумел? Это пять сотен верст отсюда!

— Чуть меньше.

— И что?! Зимой, да по снегу, на рейтах!

— Цепи намотай на колеса…

— Нет, ну ладно я, — хмыкнул Павел. — Я сюда забрел, еще когда снега не выпали. Но как ты на мотоцикле добрался из нашего резервата?

— По торговой дороге. Она хорошо укатана и держит рейт. Движение, сам знаешь, после принятия пакта о безграничном возмездии оживилось. Лихие люди нападают все реже.

— Ну, хорошо, а дальше? Ну, до Жиздры доедем. Дальше купчий люд не так много ходит зимой.