Огнепад (Сборник)
Шрифт:
На стене загорелся дисплей, чуть искаженный на вогнутой поверхности: в спаренных окнах – Растрепа и Колобок, сидящие в соседних клетках. Под каждой картинкой тонкую сетку испещряли загадочные индикаторы.
Искажение меня отвлекало. Я поискал в КонСенсусе скорректированное изображение, но не нашел. Сарасти прочел это на моем лице.
– Закрытый канал.
К этому времени шифровики даже непривычному зрителю показались бы больными и дохлыми. Они парили посреди вольеров, бесцельно шевеля членистыми щупальцами. От их шкур отслаивались полупрозрачные
– Конечности движутся постоянно, – заметил Сарасти. – Роберт говорит, это способствует циркуляции.
Я кивнул, глядя на экран.
– Существа, путешествующие между звездами, не могут выполнять даже базовые метаболические функции, не дергаясь, – он покачал головой. – Неэффективно. Примитивно.
Я взглянул на вампира: тот не сводил глаз с пленников.
– Непристойно, – изрек он и шевельнул пальцами. На стене открылось новое окно: запущен протокол «Розетта». В нескольких километрах от нас вольеры захлестнуло микроволновое излучение.
«Не вмешиваться, – напомнил я себе. – Только наблюдать».
Как ни ослабели шифровики, чувствительность к боли они не потеряли и правила игры знали. Оба поплелись к сенсорным панелям и попросили пощады. Сарасти вызвал пошаговый повтор одной из предыдущих последовательностей. Пришельцы проходили ее снова, уже привычными доказательствами и теоремами выкупая для себя несколько мгновений мимолетного покоя.
Сарасти пощелкал языком, потом заговорил:
– Сейчас они генерируют решения быстрее, чем прежде. Как думаете, привыкли к облучению?
На дисплее показался еще один индикатор: где-то поблизости зачирикал сигнал тревоги. Я взглянул на Сарасти, потом снова посмотрел на датчик: залитый бирюзой кружок, подсвеченный изнутри пульсирующим алым нимбом. Форма означала нарушение состава газовой смеси, а цвет говорил о кислороде.
Я на миг смутился: почему из-за кислорода включился сигнал тревоги? Пока не вспомнил, что шифровики – анаэробы.
Сарасти взмахом руки заглушил зуммер.
Я прокашлялся:
– Вы травите…
– Смотрите. Скорость их действий постоянная, не меняется.
Я сглотнул. Только наблюдать!
– Это казнь? – спросил я. – Э… эвтаназия?
Сарасти посмотрел мимо меня и улыбнулся.
– Нет.
Я опустил глаза:
– Что тогда?
Он указал на экран. Я, рефлекторно подчинившись, обернулся.
Что-то вонзилось мне в ладонь, как гвоздь при распятии, и я закричал. Разряды боли отдавали в плечо. Я, не раздумывая, дернул рукой, и вонзившийся нож рассек мясо будто акулий плавник воду. Кровь брызнула и повисла в воздухе, кометным хвостом брызг отчерчивая резкий взмах моей конечности. Внезапная жгучая боль в спине и запах горящей плоти… Я снова взвизгнул, отбиваясь, и в воздухе закрутилась вуаль из алых капель.
Каким-то образом я очутился в коридоре, тупо глядя на свою правую руку. Ладонь была распорота на две части, болталась на запястье обагренными двупалыми кусками. Кровь набухала на рваных краях, но не стекала. Сквозь туман шока и смятения на меня надвигался Сарасти. Его лицо то расплывалось, то обретало четкость, налитое не то моей, не то собственной кровью. Глаза вампира казались сверкающими алыми зеркалами, машинами времени. Вокруг них клубилась тьма: я перенесся на полмиллиона лет назад и превратился в очередной кусок мяса посреди африканской саванны; через долю секунды мне вырвут глотку.
– Ты осознаешь проблему? – спросил Юкка, надвигаясь.
За его плечом парил чудовищный ракопаук. Я вгляделся, преодолевая боль: один из пехотинцев Бейтс целился в меня. Я вслепую оттолкнулся, случайно попал пятками по ступеньке и кувырком обрушился вниз, в тоннель.
Сарасти следовал за мной. Его лицо исказило нечто, у людей обычно называющееся улыбкой.
– Осознавая боль, ты отвлекаешься на нее и фиксируешься на ней. Одержимый одной угрозой, забываешь об остальных.
Я отбивался, алый туман жег глаза.
– Так много сознавать и так мало воспринимать. Автомат справился бы лучше.
«Он тронулся, – мелькнуло у меня в голове. – Он безумен!» А потом: «Нет, он мигрант и всегда им был…»
– Они справляются лучше, – прошептал вампир.
«…И прятался от добычи несколько дней в глубине.
На что он еще способен?»
Сарасти воздел руки, его силуэт то расплывался в глазах, то вновь становился четким. Я на что-то налетел, пнул на ощупь и отлетел прочь, сквозь клубящуюся мглу и тревожные вскрики. Ударился темечком о какой-то металлический предмет, закрутился.
Вот оно, дыра, логово. Укрытие! Я нырнул вниз, разорванная кисть мертвой рыбой шлепнула о край люка. Я вскрикнул и вывалился в барабан. За мной по пятам шло чудовище.
Испуганные крики, совсем рядом:
– Этого не было в плане, Юкка! Ты совсем сдурел, тварь!
В гневе орала Сьюзен Джеймс, а майор Аманда Бейтс рявкнула: «Замри, твою мать!» – и кинулась в драку. Она налетела на нас – сплошные разогнанные рефлексы и карбоплатиновые протезы, но Сарасти отмахнулся от нее и продолжал надвигаться. Его рука метнулась жалящей змеей, пальцы сомкнулись на моем горле.
– Ты это имел в виду? – кричала Джеймс из какого-то темного и такого далекого убежища. – Это твоя «предварительная обработка»?
Сарасти встряхнул меня:
– Ты еще здесь, Китон?
Моя кровь дождем забрызгала его лицо. Я лепетал и плакал.
– Ты слушаешь? Ты видишь?
И внезапно я увидел – все разом обрело четкость. Сарасти ничего не говорил и вообще больше не существовал. Никого не существовало. Я стоял один в огромном чертовом колесе, меня окружали какие-то штуки, сделанные из мяса, и они шевелились сами по себе; некоторые были завернуты в куски ткани. Из дыр в верхней части объектов раздавались странные, бессмысленные звуки, и там же торчали непонятные бугры, выступы и что-то вроде блестящих шариков или черных кнопок, мокрых, блестящих, вмурованных в ломти плоти. Они сверкали, дрожали и шевелились, словно пытались сбежать.