Огнетушитель для дракона
Шрифт:
– Документы! Есть разрешение на проезд негабаритного транспорта?
– А как же! – Йага подняла руку к голове, отщипнула от венка пару кленовых листьев и сунула в руку парня. – Вот, милок, шамим Прежидентом подпишанное. И пачпорт тутотчки, им же лично выданный и тоже подпишанный, Прежидентом, то ешть…
Глаза парня выкатились и остекленели. Одна рука поднялась под козырёк, другая с полосатой палкой вытянулась в жесте, благословлявшем дальнейший путь. Мы рванули, пока служивый не опомнился, хотя няня гарантировала: раньше вечера гаишник о нас не вспомнит.
Вскоре от венка Йаги остались голые стебелёчки с веточками. Когда мы через несколько часов добрались по кольцевой до Волоколамского шоссе, няня сменила уже третий венок. И тут отработанный сценарий дал сбой.
Нас остановили не только из-за дикого вида и не как причину пробок. Дед, увлёкшись, превысил скорость. Сено с меня частично сдуло, обнажив крышу «Хонды». Я покраснел как рак, увидев, что творится вокруг. Разве можно было доверять Горыхрычу тонкое дело конспирации в современном мире? Олень, повисший над дорожным полотном на постромках между высоко задранных оглобель, совсем обленился и перестал даже для видимости шевелить ногами.
Горыхрыч опомнился, когда вслед раздался вой сирены, и понеслась машина с мигалкой. Телега верноподданнически остановилась на обочине. Выскочившие и оцепившие нас люди в форме показались нам пребывающими в воинском духе безумного Рара – даже Йага тихо ойкнула.
– Превышение скорости! – заорал краснолицый служивый. – Приготовить документы!
Их было человек пять. Слишком много для трюка с листочками. Да и тело «Хонды», всё ещё красное от стыда за содеянный не мной хаос, слишком явно просвечивало сквозь жалкие остатки травы. Ещё подумают, что мы меня угнали.
– Ну-ка, внучек, пошоби, – Йага сунула студенту вожжи, выдрала из венка две горсти листьев.
Олень, почуявший чужую руку, решил, что с него хватит, и рванул от греха. Разумеется, сдвинуть дракона маралу не под силу, и дед тронулся следом, пожалев животное. Через миг по шоссе неслась оленья упряжка со скоростью гоночной машины. Марал снова повис между оглобель, как в гамаке.
Следом за нами летела, безнадёжно отставая, милицейская машина. Вскоре к ней присоединилась ещё одна. Йага, растирая листья в мелкую пыль, посыпала дорогу. Поднялся пылевой вихрь, замутивший обзор преследователям не хуже дымовой шашки. Но впереди был ещё один пост ГИБДД, как предупредил Дима, и нас могли взять в клещи.
Мы свернули с кольцевой. Измученный марал принял пучок травы из рук Йаги и с облегчением покинул наше общество, только копыта мелькнули, когда он удирал в лесок. Дед обмяк, преобразуя тело в ковёр-самолёт, чтобы и следа нашего не отпечаталось в почве. Взгромоздившись на ковёр, мы пошныряли над травой, притаились в лощине, слушая визг потерявших нас машин. Когда погоня приутихла, мы ещё час поплутали по пересечённой перелесками и овражками местности, пока впереди не мелькнула полоска реки.
– Москва-река. А там – Звенигород, – уверенно сказал Дима, вглядываясь в очертания зданий, возникших на горизонте. – Почти добрались до Рублёвки.
– Как это – до Рублёвки? – вытаращился я, смахнув остатки сена. – А где дворцы?
– Ещё будут, – пообещал Дима. – Йаганна Костевна, у меня идея. Вы заметили, как выглядят талоны техосмотра? Это такие прямоугольники, прикреплённые к ветровым стёклам изнутри. На них ещё год обозначен.
– А я думала поначалу – жачем люди календарики на штёкла вывешивают? Чтобы вштречные менты не жабывали, какой год на дворе?
– А вы сможете сделать иллюзию такой картонки на каком-нибудь листочке?
– Нашёл иллюжиоништку, – проворчала Йага, но листок от венка отщипнула, и, поплевав, прикрепила к моему стеклу. – И номера могу! Машшовый гипнож – моя шпечиальношть.
Через минуту я выглядел вполне по-человечески – с номерами и талоном, если, конечно, не заглядывать в салон, где на обороте прямоугольника проступали кленовые жилки. Увы, няня представления не имела, как выглядят талоны с изнанки.
Мы смело двинулись на штурм бандитского гнезда. На дорогах нам то и дело встречались взвинченные до истеричного визга машины ГИБДД, но на скромный чёрный внедорожник никто из них не обратил внимания: все искали телегу с оленем и красной «Хондой».
Путь подсказывал Дима. Я понял, что без человека мы никогда не разобрались бы в скопище человеческих гнёзд. Но и студент, похоже, заблудился – информация, полученная от Ларики, оказалась недостаточной. Поди, определи на глазок, который из домов, окружённых бетонными заборами с колючей проволокой – бандитский. Не все же они принадлежат преступникам!
Обилие высоченных заборов меня поражало – неужели здесь водятся летающие волки? Когда мы проезжали мимо одного такого гнезда, свитого из бетона и проволоки, студент предложил остановиться. Особняк стоял в довольно пустынном месте и был окружён сосновым бором, отгороженным от дороги реденьким дощатым заборчиком. Ещё не освоенные владения, пояснил студент. Скоро и эти сосны лягут под топором.
– Идём в бой? – обрадовалась воинственная Йага.
Дима покраснел.
– Нет. Здесь… мой друг живёт. Можно позвонить отсюда. И одежду взять для Горыхрыча.
Он оглянулся на волосатого, скорченного в три погибели деда, еле вмещавшегося на заднее сиденье. Выглядел Горыхрыч как склад пропотевшего овечьего руна.
– А зачем мне? – рыкнул он. – У меня своей шерсти достаточно! И без съёмной шкуры взопрел.
Йага вдруг задорно ухмыльнулась.
– Дима, а у твоего друга можно вошпольжоватьщя туалетной комнатой?
– Конечно! То есть, я думаю, проблем не возникнет.
Дима высунулся из окна, помахал кому-то рукой. Я для полной ясности посигналил, и железные ворота медленно раздвинулись в стороны.
Внутри забора оказался двухэтажный дворец довольно скромных размеров, но мне, повидавшему не так и много человеческих домов за время нашего путешествия, он показался роскошным, так как сильно отличался от более массивных, но совершенно тупых серокаменных жилищ.
К нам уже подходил лысоватый пожилой человек в пятнистой форме. Дима вышел из машины, пожал охраннику руку.