Огневица
Шрифт:
– Пусть и дальше сень их длани возлежит на ваших головах, – облизнув пересохшие губы, все– таки широко улыбнулся Бурзук. – Ну, хвастайтесь добычей.
Эльхаат из рода Эсхата принял на плоскую сторону сабли копье противника и несильно оттолкнул его прочь.
Две бронзовокожие фигуры закружились по песку, сцепившись взглядами. Ни один не нападал первым; ни один не желал упасть в потемневший от пота песок. Копье мелькало то справа, то слева со звуком, похожим на свист стрелы. Его холодный край пару раз касался тела
Эльхаат едва сдерживался, чтобы не оглянуться. Ровно позади него, под шелковым навесом, сидел Хазиф. Он смотрел на внука, потирая подбородок; густые темные брови старика сошлись в грозную линию. Эльхаат знал, что в черных глазах деда недовольство. Он все еще не нанес противнику решающий удар. Их бой затянулся. Жители селения Белой кости, заполнившие костяные скамьи зрительных залов арены, уже начали недоуменно переглядываться.
– Чего ты ждешь? – шепнул его противник. – Уже давно бы закончили да пошли пить туманное вино.
– Я не могу, – просипел Эльхаат едва слышно. Его приятель испуганно округлил глаза и тут же рванулся вперед. Копье изогнулось и ударило Эльхаата по спине. От боли в глазах помутилось. Эльхаат не сдержался и припал на одно колено. Правда, тут же вскочил на ноги, завертел саблю штопором и дважды быстро чиркнул ею по плечу соперника. Но лицо юноши полыхало огнем стыда.
Внук Хазифа не имел права показать слабость.
А жар в груди крепчал. С каждым новым выпадом, с каждым рывком, штопором и уколом он становился сильнее. Жар карабкался по груди наверх, рвался из горла сдавленным хрипом. Голова закружилась, и Эльхаат снова оступился. Копье мелькнуло на границе зрения, и боль обожгла шею.
– Сопротивляйся же, ну, – прошипел соперник Эльхаата. – Что ты стоишь как истукан?
– Не могу… – жар вспыхнул ослепительно ярко, и боль вырвалась изо рта с тихим вскриком и черной кровью. Эльхаат выронил саблю и рухнул на песок, захлебываясь отчаянным, раздирающим нутро кашлем. Соперник – друг – отбросил копье и кинулся на помощь. Но его остановил резкий голос Хазифа:
– Победитель – Мехет из рода Бурзука. Подойди, Эльхаат из рода Эсхата
Юноша попытался поднять голову, но новый приступ кашля скрутил его сильнее предыдущих, бросил наземь, прямо к ногам бледного Мехета.
– Подойди! – грохнул набатом голос деда.
Эльхаат скреб ногтями песок, пытаясь подняться. Кашлял и сплевывал кровью, с трудом перекатившись на бок, чтобы не захлебнуться. Хазиф безразлично смотрел, как корчится на арене его внук, и наконец заговорил скрипучим резким голосом:
– Ты проиграл свой бой. Костяные Воины не примут тебя. Я буду говорить с богами о том, нужен ли ты роду.
И Хазиф ушел, ни разу не оглянувшись на поверженного внука. Следом за старейшиной, озираясь и испуганно перешептываясь, потянулись его жены и рабы. Кое– кто из них посматривал на Эльхаата сочувственно, но большинство качали головами и говорили о том, что у парня не было шансов. Боги прокляли его еще в утробе матери. Посадили хворь в нутро, и та выглодала его, как песчаный червь глодает солончаки. Вначале младенец просто кашлял, надсадно и до хрипоты. Он рос, и вместе с ним разрасталась его болезнь, оплетая тщедушное тельце все сильнее. Эльхаата из рода Эсхата должны были оставить под оком Алте– Анкх, едва узнав о его болезни. Но его отец и мать поклялись Хазифу, что найдут лекарство.
Дед дал им время до совершеннолетия мальчика, наступавшего, когда молодому мужчине исполняется пятнадцать зим. Испытание Костяных воинов было назначено на пятнадцатый день рождения Эльхаата.
Милостью Хазифа юноша был допущен к обучению Костяными Воинами, защитниками селения Белой кости. Но желание вступить в их ряды было лишь глупой детской мечтой. В Пустыне выживал сильнейший. Жара, песчаные черви, бури и многочисленные твари, обитающие под толщей песка, не оставляли ни единого шанса слабакам. Среди шеххов почти не было больных или носящих сильные увечья. За пределами Великой пустыни ходили слухи, что они наделены сильным телом по образу своего бога – кровавого Алте–Анкх. Слухи эти распускали сами пустынники, а правду охраняли не слабее, чем казну любого из своих поселений. Ведь куда страшнее напасть на народ, не ведающий телесной слабости, чем узнать, что этот народ скармливает своих детей чудовищам Пустыни.
Впрочем, никто не думал, что Хазиф и вправду решится бросить внука – пусть хилого и больного, но все же рожденного от семени его любимого сына, – на откуп Пустыне.
Но спустя семидневье Эльхаат проснулся один посреди тихо стонущих солончаков. Эльхаат не сразу понял, где оказался, когда вместо потолка знакомой мазанки увидел бескрайнее белесое от жары небо. Он смотрел в него, кусая потрескавшиеся губы, кровь из трещин стекала в рот, и жажда становилась еще нестерпимее. Щеки коснулось что-то сухое и шершавое и осторожно погладило юного шехха по лицу. Он, не дыша скосил глаза и увидел, как мимо неторопливо тянется пестрая лента гюрзы. Змея ощупала лицо Эльхаата липкой ниточкой языка. Подняла голову, покачала ею, словно в размышлениях, и принялась заползать на его грудь. Ночи пустыни холодны, и гюрза просто хотела погреться в тепле человеческого тела.
Ветер пел в вершинах барханов, монотонно и завораживающе. От его порывов песок стекал к подножию насыпей с шорохом, похожим на звук бегущей воды. Эльхаат дышал очень медленно и размеренно: тяжесть гюрзы давила на грудь, где и без того жгло болью после очередного приступа. Становилось все холоднее, и юноша уже с трудом чувствовал руки и лицо. Эльхаат знал: его убьет либо холод, либо змея, либо песчаный червь, учуявший кровь, что подсыхала в уголках его рта. Он устало подумал, что смерть от яда гюрзы будет самой быстрой, и пошевелился…
Змея подняла голову и зашипела, открыв пасть и выставив напоказ четыре кинжала– клыка, блестящие в звездном свете от стекающего по ним яда. Эльхаат живо представил себе, как эти кинжалы вопьются в его лицо, и как от них хлынет во все стороны смертельная немота, которая быстро сменится жгучей болью.
Вдруг ночь наполнилась ослепительным светом, и Эльхаат невольно зажмурился. Земля вздрогнула, и внезапно ему стало легче дышать: давящая на грудь тяжесть змеиного тела исчезла. Юноша глубоко вздохнул, наслаждаясь хлынувшим в расправившиеся легкие воздухом, а в следующий миг он уже вставал на ноги, сжимая кулаки. Другого оружия у него не было. Но против того, что стояло перед Эльхаатом, любое оружие было бессильно.