Огни Небес (др. изд.)
Шрифт:
Еще несколько мгновений, несколько ударов сердца. Ранд был холоден в опустошенности Ничто, а если и испытывал сожаление о погибших, жалость к умирающим и обожженным, то чувство это было столь хорошо запрятанным, что его могло и не быть вовсе. Ранд сам стал холодом. Самой пустотой. Лишь ярость саидиннаполняла его.
Движение сбоку. Авиенда и Эгвейн, взгляды устремлены на Ланфир. Ранд же надеялся отгородить их от всего происходящего. Должно быть, девушки побежали вместе с ним. Мэт и Асмодиан. Эти снаружи, стена не достала до нескольких последних фургонов. В ледяном спокойствии Ранд направил Воздух, спутывая его потоками Ланфир. Пока он отвлекает Отрекшуюся, Эгвейн с Авиендой, может, сумеют отгородить ее от Источника
Что-то рассекло потоки Ранда; они лопнули, отлетели, хлестнув его, обратно — он аж крякнул.
— Кто из них? — рявкнула Ланфир. — Какая из них Авиенда? — Эгвейн запрокинула голову и завыла, глаза девушки были выпучены, ее голосом будто вопил корчащийся в предсмертной агонии мир. — Какая? — Авиенда приподнялась на цыпочки, содрогаясь, стенания ее вторили воплям Эгвейн, становясь все выше и выше.
Вдруг в пустоте возникла мысль. Дух, вплетенный таким образом, вместе с Огнем и Землей. Вот так.Ранд почувствовал, как что-то режется, что-то невидимое для него, и Эгвейн упала, недвижимо застыла, Авиенда свалилась на четвереньки. Голова девушки была опущена, ее шатало.
Ланфир пошатнулась, перевела взор с девушек на Ранда — темные омуты черного огня.
— Ты мой, Льюс Тэрин! Мой!
— Нет. — Собственный голос, как почудилось Ранду, доходил до ушей словно через тоннель длиной в милю. Отвлечь ее от девушек.Он продолжал идти вперед не оглядываясь. — Я никогда не был твоим, Майрин. Всегда принадлежал Илиене.
Пустота задрожала от печали и чувства утраты. И от отчаяния, что ему нужно сражаться еще с чем-то, кроме клокочущей саидин.Мгновение он балансировал на самой грани. Я — Ранд ал'Тор.И — Илиена, лишь ты одна была и будешь в моем сердце.Балансирование на острие ножа. Я — Ранд ал'Тор!Иные мысли пытались вырваться на волю, взметнуться бурным фонтаном — об Илиене, о Майрин, о том, что он может сделать, чтобы одолеть ее. Ранд загнал их поглубже, даже последнюю. Если он примет ошибочное решение… Я — Ранд ал'Тор!
— Тебя зовут Ланфир, и я скорей умру, чем полюблю Отрекшуюся! — выкрикнул он.
По лицу ее пробежало нечто, что могло бы быть мукой, потом оно вновь застыло мраморной маской.
— Если ты не мой, — холодно промолвила Ланфир, — то ты умрешь.
В груди у Ранда полоснула боль, сердце грозило вот-вот лопнуть, а в голову будто вбивали раскаленные добела гвозди — боль была столь ужасна, что даже внутри кокона Ничто ему захотелось закричать. Смерть была здесь, и он знал об этом. Отчаянно — даже в Пустоте его охватило отчаяние, сама же Пустота сжалась, подернулась рябью, — Ранд сплел вместе Дух, Огонь и Землю, принялся дико размахивать получившимся плетением. Сердце его больше не билось. Пальцы темной боли сминали кокон Пустоты. На глаза наползала серая пелена. Он чувствовал, как его плетение рывками разрезает ее потоки. Пробившийся в пустые легкие воздух обжигал; дернувшись, сердце вновь погнало кровь. Ранд опять стал видеть. Перед глазами метались, кружились серебристо-черные пятнышки, но он видел каменнолицую Ланфир, которая все еще приходила в себя после удара отскочившими плетеными потоками. Голова раскалывалась, грудь словно разворотили, но Пустота укрепилась, и телесная боль сделалась отдаленной.
И хорошо, что она далека, поскольку времени опомниться у Ранда не было. Заставляя себя двигаться вперед, Ранд ударил Ланфир Воздухом — как дубиной, пытаясь лишить ее сознания. Она полоснула по его плетению, и он ударил опять, потом снова и снова — каждый раз она рассекала все его плетения, до последнего, каким-то образом замечая и отражая яростный град ударов, но Ранд подступал все ближе. Если он не даст ей ни мгновения передышки, отвлечет целиком на себя, если хоть одна из невидимых дубинок приголубит ее по голове, если он сумеет
Вдруг она словно сообразила, чего добивается Ранд. С прежней легкостью отбивая удары, словно видела каждый из них, Ланфир начала пятиться, пока не уперлась плечами в борт фургона позади себя. Улыбка ее наводила на мысль о трескучих морозах.
— Ты будешь умирать медленно. Станешь умолять, чтобы я позволила тебе перед смертью полюбить меня, — промолвила Ланфир.
И на этот раз удар она нанесла не по Ранду. Ударила по тому, что связывало его с саидин.
При первом касании — будто остро отточенным ножом — панический ужас забился в Пустоте, точно гонг загремел. Сила убывала по мере того, как лезвие входило глубже между Рандом и Источником. С помощью Духа, Огня и Земли он отсек лезвие ножа — ему было известно, где оно должно находиться, поскольку он знал, где тянется его связующая нить, чувствовал тот первый порез. Щит, которым Ланфир неудачно пыталась его отгородить, исчез, появился вновь и, как только Ранд сумел отбить его, — возник опять. Но всякий раз происходило мгновенное угасание саидин,и в те миги саидинпочти пропадала, а его ответный удар едва успевал отразить атаку Ланфир. Управляться с двумя плетениями сразу наверняка легко и просто — Ранд не испытал бы затруднений и с десятком, а то и с большим числом плетений, — но не тогда, когда отчаянно защищается от неизвестно чего, и тем более не тогда, когда узнает об ударе чуть ли не в последний момент, а незримое, смертельно опасное лезвие оказывается совсем рядом. И не тогда, когда мысли другого человека по-прежнему пытаются вырваться на поверхность из Пустоты, стремясь подсказать, как сокрушить Ланфир. Если он прислушается к ним, то в мир шагнет Льюс Тэрин Теламон, а Ранд ал'Тор в лучшем случае станет, быть может, голоском, который изредка будет всплывать у того в голове.
— Я этих шлюх обеихзаставлю смотреть, как ты будешь умолять, — сказала Ланфир. — Только вот что лучше: чтобы они смотрели, как ты подохнешь, или чтобы ты видел их смерть?
Когда она успела взобраться на фургон? Ранд должен следить за Ланфир, не упустить и малейшего признака того, что она начала уставать. Надо дождаться, когда на миг дрогнет ее сосредоточенность. Тщетная надежда. Ланфир стояла возле тер'ангриалав виде перекошенной дверной рамы и смотрела на Ранда сверху вниз, точно королева, готовая огласить приговор, однако у нее еще хватало времени холодно улыбаться, поглядывая на потемневший костяной браслет, который она вертела в пальцах.
— От чего тебе хуже всех будет, Льюс Тэрин? Я хочу, чтобы тебе было плохо. Я хочу, чтобы ты испытал боль, какой не знал еще ни один человек!
Чем толще поток, идущий от Источника к Ранду, тем труднее его перерезать. Пальцы Ранда сжали карман куртки, ладонь с выжженной на ней цаплей ощутила твердость маленького каменного толстячка с мечом. Ранд зачерпнул из саидинсколько мог, пока порча не повисла в пустоте рядом с ним, точно моросящий дождь.
— Боль, Льюс Тэрин.
И боль обрушилась — мир провалился в судорожные корчи агонии. Не сердце и не голова стали на этот раз источником страшной боли, а все-все тело, каждая его клеточка — раскаленные иглы вонзились в Пустоту. Ранду почудилось, что он слышит, как шипит каждая иголка, впиваясь все глубже и глубже. Попытки отсечь Ранда своим щитом Ланфир не прекратила, наоборот, они участились, стали еще упорней. Он поверить не мог, что она настолько сильна. Цепляясь за Пустоту, за опаляющую, замораживающую саидин,Ранд яростно, изо всех сил защищался. Он мог бы покончить со всем — прикончить Ланфир. Он мог обрушить на нее молнию или заключить в бушующее пламя, которым та только что убивала сама.