Огни Небес (др. изд.)
Шрифт:
— С тобой все будет в порядке, когда ты как следует отдохнешь. Боюсь, Эгвейн, сегодня ночью ты не отправишься на встречу с Найнив. Тебе нельзя и близко к Тел'аран'риодуподходить, пока не окрепнешь. Только через несколько дней. И не надо, девочка, так упрямо на меня смотреть. Если понадобится, мы проследим за твоими снами. А если ты хотя бы помыслишь ослушаться, препоручим тебя заботам Сорилеи.
— А уж меня ты ослушаешься лишь раз, Айз Седай ты или нет, — сказала Сорилея с ноткой сочувствия, которая прозвучала странно, учитывая мрачное выражение морщинистого лица. На лице Эгвейн явственно читалось горькое разочарование.
— Уж со мной-то, по крайней мере, ничего особенного. Я могу сделать, что надо, —
— Разумеется, — глухо отозвался Ранд.
— Да, могу, — настаивала Авиенда, обращаясь к нему и тщательно избегая встречаться глазами с кем-либо из Хранительниц. — Ланфир достала меня на мгновение позже, чем Эгвейн. Поэтому между нами такая разница. У меня тохк тебе, Ранд ал'Тор. Еще несколько мгновений, и, по-моему, нас бы в живых не было. Она была очень сильна. — Авиенда кинула взор на горящий фургон. Яростное пламя уже превратило его в небольшую обугленную груду внутри прозрачной вытяжной трубы, сотворенной Рандом; краснокаменный тер'ангриалтеперь вообще был незаметен. — Я не видела всего, что случилось.
— Они… — Ранд откашлялся. — Их больше нет. Ланфир погибла. И Морейн тоже.
Эгвейн заплакала, содрогаясь в рыданиях. Авиенда обнимала подругу, опустив голову ей на плечо, словно и сама тоже могла расплакаться.
— Ты болван, Ранд ал'Тор, — сказала Эмис, вставая. Ее удивительно молодое лицо под косынкой, придерживающей белые волосы, казалось каменным. — Что до этого и многого другого, так ты болван.
Ранд отвернулся от ее сверкающих, обвиняющих глаз. Морейн погибла. Погибла — потому что он не заставил себя убить Отрекшуюся. Он не знал, то ли сейчас зарыдает, то ли примется дико хохотать; а если что-то такое и случится, то вряд ли сумеет остановиться.
Когда Ранд создавал свой купол, люди бежали с причалов, теперь же набережная вновь заполнялась народом, хотя немногие подошли ближе того места, где проходила туманно-серая стена. Повсюду виднелись Хранительницы, они склонялись над обожженными, поддерживали умирающих. Хранительницам помогали гай'шайнв белых одеяниях и люди в кадин'сор.Стоны и крики точно ножами вонзались в уши Ранду. Он был недостаточно быстр. Морейн погибла, и даже раненных наиболее тяжело некому Исцелить. Потому что он… Я не смог. Да поможет мне Свет, я не смог!
Еще больше айильцев стояло и смотрело на него; некоторые только сейчас опускали вуали. Ранд по-прежнему нигде не видел ни одной Девы. На набережной были не только айильцы. Добрэйн восседал на черном мерине; он не сводил с Ранда глаз. Неподалеку от него Талманес с Налесином и Дайридом, верхом на лошадях, внимательно наблюдали за Мэтом, почти так же пристально, как и за Рандом. На гребень громадной городской стены высыпали люди, восходящее солнце очертило их фигуры, отбрасывая длинные тени, и еще люди толпились у вдающихся в реку волноломов. Две из этих затененных фигур повернулись, когда Ранд поднял голову, увидели друг друга шагах в двадцати и будто отшатнулись. Ранд готов был об заклад биться, что это Мейлан и Марингил.
Лан стоял возле лошадей у последнего фургона, поглаживая по белому носу Алдиб. Кобылу Морейн.
Ранд двинулся к Лану.
— Прости, Лан. Будь я порасторопней… Если б я… — Он тяжело вздохнул. Я не смог убить одну, поэтому убил другую. Да испепелит и ослепит меня Свет! А случись так прямо сейчас, ему было бы все равно.
— Так плетет Колесо. — Лан шагнул к Мандарбу, занялся подпругой вороного жеребца. — Она была солдатом, по-своему бойцом, как и я. За последние двадцать лет это могло случиться сотни две раз. Она знала об этом, как знал и я. Хороший день для смерти. — Голос Стража, как всегда, был тверд, но холодные голубые глаза окружала краснота.
— И все равно прости. Я должен был… — Нет, такими словами Лана не утешить, а эти «если» глубоко впивались в душу Ранду. — Надеюсь, Лан, ты все-таки останешься мне другом после… Мне очень дороги твои советы… и занятия с мечом… и то и другое мне в будущем очень понадобится.
— Я — твой друг, Ранд. Но остаться я не могу. — Лан одним махом вскочил в седло. — Морейн сделала со мною нечто, чего не бывало сотни лет, с тех пор как Айз Седай еще иногда связывали узами Стража, невзирая, хочет он того или нет. Она изменила мои узы — после ее смерти они переходят к другой. Теперь я должен отыскать ее, стать одним из ее Стражей. Да я уже и так им стал. Я чувствую ее, слабо, где-то далеко на востоке, и она тоже чувствует меня. Я обязан идти, Ранд. Это тоже часть сделанного Морейн. Она говорила, что не даст мне времени умереть, мстя за нее. — Лан стиснул поводья, словно сдерживая Мандарба, словно сдерживая себя, не позволяя дать коню шпоры. — Если ты когда-нибудь вновь увидишь Найнив, скажи ей… — На миг это каменное лицо смяла душевная боль — всего на мгновение, потом оно вновь стало гранитным. Лан пробормотал себе под нос, но Ранд расслышал: — Чистая рана заживает быстрее, и боль проходит скорее. — Громко он сказал: — Скажи ей, что я нашел другую. Иногда Зеленые сестры столь же близки со своими Стражами, как другие женщины со своими мужьями. Во всех отношениях. Скажи ей, что я стану любовником какой-то Зеленой сестры, так же как и ее мечом. Такое случается. Мы ведь с ней виделись очень и очень давно.
— Я передам ей все, что ты скажешь, Лан, но не знаю, поверит ли она мне.
Лан склонился с седла и крепкой хваткой сжал плечо Ранда. Юноша припомнил, как мысленно называл его полуприрученным волком, но по сравнению с этими глазами волчьи показались бы щенячьими.
— Ты и я, мы с тобой во многом схожи. В нас есть тьма. Мрак, боль, смерть. Они исходят от нас. Если ты, Ранд, когда-нибудь полюбишь, то оставь ее, пусть она найдет себе другого. Лучшего подарка ты ей не сделаешь. — Выпрямившись, Лан поднял руку. — Да будет мир благосклонен к твоему мечу. Тай'шар Манетерен. — Древнее воинское приветствие. Истинная кровь Манетерена.
Ранд поднял руку в ответ:
— Тай'шар Малкир.
Лан ударил Мандарба каблуками, и жеребец рванул вперед, словно готовый галопом нести последнего из Малкири, куда тому угодно. Айильцы и все прочие поспешно расступались перед конем.
— Да примет тебя последнее объятие матери, Лан, — прошептал Ранд и вздрогнул. Эта фраза была частью погребального обряда в Шайнаре, да и повсюду в Пограничных Землях.
Все по-прежнему смотрели на Ранда — айильцы, люди на стенах. О случившемся сегодня — или о какой-то версии происшедшего — Башня узнает, как только туда долетит голубь. Если Равин тоже каким-то образом наблюдает за городом — здесь, у реки, достаточно одного ворона, одной крысы, — то он определенно сегодня ничего не ожидает. Элайда бы подумала, что он ослаб, стал, наверное, поуступчивей, а Равин…
Ранд сообразил, что делает, и поморщился. Прекрати! Хотя бы на минутку прекрати и оплачь!Ему не хотелось чувствовать все эти устремленные на него взгляды. Перед Рандом айильцы расступались почти так же быстро, как раньше перед Мандарбом.
Заметив сложенную из камня и крытую шифером контору начальника дока, Ранд направился к ней. В маленьком домике оказалась единственная комнатка без окон. Вдоль стен тянулись полки, заставленные гроссбухами, заваленные свитками и разными бумагами; комнатку освещали две лампы, стоявшие на неструганом столе среди таможенных печатей и налоговых ярлыков. Прячась от всех тех глаз, Ранд вошел и захлопнул за собой дверь.