Огни Парижа
Шрифт:
Кроме маленького принца, за столом были еще два младших кузена императора и подруга императрицы, недавно прибывшая из Испании.
Императрице прислуживал слуга-нубиец Скандер. В вышитом золотом одеянии он походил на персонаж картины XVIII века. Своим видом он привносил в происходящее какую-то театральность, и маркизу всегда казалось, что, бывая в Тюильри, он участвует в спектакле.
Но одно было несомненно: для маркиза, как и для всех присутствующих, ужин с высочайшими особами означал два с половиной часа непроходимой скуки.
Императору
Говорить об искусстве и литературе было не принято, к тому же императорская чета мало в них разбиралась.
Меню, составленное генерал-адъютантом Ролленом, было неинтересным, без всякого воображения и, как кто-то выразился однажды, «простым, сытным и скучным, как в порядочной провинциальной гостинице».
Когда ужин закончился, все общество перешло в салон.
Наконец-то император получил возможность отвести маркиза в сторону и поговорить с ним, не опасаясь, что кто-нибудь услышит их разговор.
– Расскажите мне о Лондоне, – потребовал он. Голос его оживился, и маркиз подумал, что бедняга, наверное, скучает по привольной жизни в Англии, которой он наслаждался в изгнании.
Денег у него тогда не было совсем, кроме того, что ему удавалось выпросить или занять, но зато он там был свободен от сковывающего протокола и церемоний, которые так раздражали его теперь на вершине власти.
Зная, чего от него ожидают, маркиз заговорил о клубных друзьях Наполеона, о королеве Виктории, которая была им очарована, и постепенно перешел к интересующей его самого теме.
– Я вижу, во Франции царят мир и процветание, сир, – начал он издалека.
Ему показалось, что выражение лица императора омрачилось.
– В настоящий момент – да.
– Мы в Англии надеемся, что так будет всегда. Император пожал плечами с каким-то безнадежным выражением.
– Герцог де Граммон предостерегает нас об увеличении военной мощи Пруссии.
– Мне кажется, сир, – отважился заметить маркиз, – что Франция в этот период своей истории не должна больше страдать от войн.
– Я тоже так думаю, – согласился император. – В войнах не бывает победителей, не бывает!
В салон подали чай, и маркиз через некоторое время удалился.
Он услышал то, что ожидал. Император, как и предполагал премьер-министр, не желал войны, но его легко могут в нее вовлечь.
Для маркиза Дарльстона посещением Тюильри вечер не закончился. Герцог де Рошфор пригласил его к одной из Grandes Cocottes, Леониде Леблан, заработавшей себе прозвище «мадам Максимум» огромным количеством любовников, которых она сменила.
Она была очень хороша собой, остроумна, честолюбива, обожала сплетни и возвела галантные похождения в степень высшего искусства.
Леонида была не только талантливой актрисой, она написала книгу, которая выдержала три издания за год. В настоящее время она была любовницей герцога д'Омаля, но, по обыкновению, привечала и других.
Вечер должен был состояться в Grand Seize, знаменитом Шестнадцатом кабинете «Английского кафе». У Леониды всегда было интересно: собирались самые очаровательные женщины Парижа и пользующиеся скандальной известностью жуиры и прожигатели жизни, организовывались партии в баккара, сама Леонида вместе с Сарой Бернар разыгрывала какую-нибудь забавную сценку, пела Аделина Патти.
Да, подумал маркиз, он неплохо проведет время, тем более что он выполнил свой скучный долг в Тюильри!
Подъезжая к «Английскому кафе», он снова вспомнил Линетту.
Интересно, кто эти друзья, у которых она собиралась остановиться, какую сторону парижской жизни ей предстоит увидеть, подумал он.
Сам-то он будет проводить время в обществе самых знаменитых, самых известных – причем скандально известных – мужчин и женщин Парижа.
Он был уверен, что Линетта вращается совсем в другом кругу. Люди среднего достатка, а также представители старой аристократии относились к новому обществу сурово и неодобрительно.
Маркизу стало досадно, что он не расспросил Линетту подробнее. Было бы любопытно узнать ее взгляды на разные вещи.
Перед ним то и дело всплывало ее юное личико и тревожное выражение огромных серо-синих глаз, когда она спрашивала, не сможет ли она побыть с ним несколько минут.
«Кому-то следовало бы проводить ее, – снова сказал он про себя. – А я и так потратил достаточно времени на эту девицу, гораздо больше, чем к этому меня обязывали обстоятельства нашей короткой случайной встречи». Но почему же его так волнует ее беззащитность и уязвимость, не дает покоя мысль об оскорблениях, которым она может подвергнуться со стороны тех, кто не устоит перед редкой прелестью ее лица?
Проснулась Линетта, по французским меркам, очень рано.
Горничная, помогая ей вечером готовиться ко сну, спросила, подавать ли ей завтрак в половине десятого или она предпочитает позвонить, когда проснется.
– В половине десятого? – переспросила Линетта. – Но ведь все уже давно проснутся к этому времени?
– Только не мадам, – с улыбкой ответила горничная и объяснила: – Мадам редко ложится раньше двух или трех часов утра, и она любит поспать. Раньше десяти вы ее не увидите, мадемуазель, а то и позже.
Заметив удивленный взгляд Линетты, она добавила:
– Вчерашнее утро было исключением. Мадам легла сразу же по возвращении из театра, а такое редко случается.
Тогда Линетта попросила горничную принести ей кофе с круассанами в половине десятого, но так долго спать она не привыкла и проснулась в восемь. Лежать в постели без сна ей не хотелось, и, встав, она раздвинула занавеси и выглянула в окно. Заметив при доме маленький садик, весь пестревший цветами, Линетта хотела было спуститься вниз и прогуляться там перед завтраком, но потом передумала.