Огни Парижа
Шрифт:
Стряхнув с себя оцепенение, она схватила свою накидку, выскочила за дверь и, не оглядываясь, побежала по узкой лестнице.
Ей показалось, что мистер Воссен зовет ее, и в ужасе, не видя ничего перед собой, Линетта бросилась бежать между столиками.
Маркиз был на приеме у принцессы Матильды, кузины императора и одной из самых влиятельных женщин во Франции.
Ее гостиную называли «подлинным салоном века», а его хозяйка была одной из самых изысканных представительниц Второй империи. Маркиз
В салоне принцессы собирались художники, критики, поэты, министры и академики. Маркиз переговорил со многими и получил важные сведения, которые наверняка должны были заинтересовать Гладстона.
Великолепные залы дворца принцессы на улице де Курсель украшали шедевры живописи и скульптуры, которые могли бы украсить даже стены Лувра, славился своим великолепием и зимний сад, но, как всегда на больших приемах, было трудно найти что-нибудь поесть, и поэтому маркиз с готовностью принял предложение герцога де Рошфора поужинать втроем с виконтом де Касабланка в «Английском кафе».
– Касабланка всегда очень забавен, – сказал он маркизу. – К тому же он только что вернулся из Бордо и сможет рассказать вам о настроениях в провинции и о том, как там относятся к императору и императрице.
Поблагодарив принцессу за гостеприимство, они откланялись.
Маркиза в «Английском кафе» знали хорошо. Обменявшись несколькими словами с метрдотелем, маркиз, как всегда, попросил засвидетельствовать его уважение повару.
Адольф Дюглере по праву считался лучшим поваром Парижа; все остальные рестораны присвоили ему титул непревзойденного мастера. Он получал огромное жалованье в двадцать пять тысяч франков в год и отличался очень неустойчивым темпераментом: когда у него подгорал бифштекс или свертывался соус, он впадал в бурное отчаяние.
– Я живу в Париже, – пожаловался маркизу герцог де Рошфор, – но почему-то мне никогда не оказывают здесь такого внимания, как вам. Вы просто околдовали всех!
– Я был здесь последний раз два года назад, – откликнулся маркиз. – Тогда русский император с наследником, прусский король и Бисмарк, приехавшие на Всемирную выставку, ужинали вместе в la Grande Seize.
– Я слышал, – заметил герцог, – что Дюглере тогда превзошел самого себя. Тот банкет навсегда вошел в историю гастрономии.
– Вы правы, – согласился маркиз. – Я такого не ел ни до, ни после.
– Будем надеяться, что он и для нас постарается сегодня, – изрек виконт де Касабланка. – Вы – наш гость, Дарльстон, вам и делать заказ, а вина позвольте выбрать мне.
– Заранее не сомневаюсь в вашем выборе, – улыбнулся маркиз.
Маркиз уже доедал сыр, когда вдруг почувствовал, что кто-то остановился у него за спиной.
Он еще не успел повернуть голову, когда услышал тихий прерывающийся голос:
– Простите, милорд… можно мне… побыть с вами одну минуту?
Еще не видя лица, маркиз понял, что голос принадлежит его случайной знакомой. Судя по голосу, она была очень напугана.
Дарльстон медленно поднялся, успев заметить модное и дорогое платье Линетты, ее прическу и, к его величайшему удивлению, следы помады на губах – последнюю выдумку Бланш перед тем, как они отправились в театр.
Линетта зашла к ней в спальню показать новое платье, только что доставленное от мадам Лаферьер.
– Чудесно! – воскликнула Бланш. – Платье простое, но в то же время в нем есть особый шик, который, по-моему, может создать одна только мадам Лаферьер.
– Я очень рада, что тебе нравится, – произнесла Линетта. – А как тебе моя прическа?
– У Феликса отличный вкус, – одобрила Бланш. – Тому, что он предписывает сегодня, завтра следует весь Париж.
Бланш еще раз оценивающе взглянула на Линетту.
– Минутку, Линетта, – сказала она. – Пойди сюда!
Она подошла к туалетному столику и взяла маленькую круглую коробочку.
– С твоим великолепным цветом лица тебе не нужны румяна, но чуть-чуть помады – и ты будешь выглядеть просто потрясающе!
– Ты… уверена, что мне… следует пользоваться помадой? – неуверенно спросила Линетта. – Я всегда считала, что женщины, которые красятся…
Она запнулась, вовремя сообразив, что то, что она собирается сказать, Бланш может счесть грубостью.
Mademoiselle говорила, что актрисы «легкомысленные», и, насколько помнила Линетта, особенно она осуждала использование пудры и румян.
Словно догадавшись, что она хотела сказать, Бланш обезоруживающе улыбнулась и отвечала:
– Все кокотки, моя милая Линетта, красят губы. Мужчины выставляют напоказ орден Почетного легиона, а женщины – самих себя. – И она сама накрасила Линетте губы.
Помада не бросалась в глаза, но Линетта, пока они не приехали в театр, ощущала какую-то искусственность в себе.
Хотя краска почти вся стерлась во время ужина, алая полоска на ее нежных губах была все еще заметна, и маркиз сейчас смотрел на нее и не верил своим глазам.
– Там… один человек, – выговорила Линетта запинаясь.
Маркиз улыбнулся.
– Как? Еще один? Что-то надо с этим делать. Он повернулся к своим друзья, которые тоже встали.
– Извините меня, – сказал он, – я должен проводить эту даму домой.
Он не представил им Линетту и быстро пошел к выходу, поддерживая ее под локоть.
Когда они выходили, маркиз заметил ее взгляд, обращенный на одну из лестниц, но не сказал ни слова.
Усадив Линетту в экипаж, маркиз приказал кучеру ехать к маленькому ресторану, находящемуся невдалеке от «Английского кафе».
– Простите меня, – сказала Линетта, когда карета тронулась. – Я не должна была разлучать вас с вашими друзьями… но я не знала… что мне делать.
– Вы знали, что я там? – спросил маркиз.